50  

3

Прощались на Английской набережной, возле роскошной княжеской кареты. Добрейший Иван Алексеевич все порывался доставить своего «нового искреннего друга» в гостиный дом института, но Эрстеду хотелось пройтись пешком. После уходящей из-под ног мокрой палубы брусчатка мостовой казалась истинным парадизом. Как подметкой ни стучи – не провалится. Надежность тверди успокаивала, помогала вернуть ясность чувств. Перед глазами до сих пор плавали обрывки чудесной, невероятной фантазии: Разумный Эфир. Люди – жившие, живущие и те, кому еще только предстояло жить. Воскрешенные, спасенные от Смерти…

Чудесная сказка!

Гагарин оказался человеком чутким и понятливым. Он дал совет перед пешим гулянием принять na pososhok, воспользовавшись запасами из гостеприимной кареты. Pososhok откушали из крохотных серебряных чарочек. Глоток – и по телу разлилось, пульсируя, жидкое пламя.

Сообразуясь с моментом, Иван Алексеевич угостил гостя ямайским ромом.

– В субботу прошу ко мне! Всенепременно, мой дивный мсье Эрстед, – воскликнул он, прежде чем повторить процедуру. – В столицу я прибыл с супругой, и мы решили возобновить наши обычные приемы. Представьте, в театре она уже успела свести знакомство с одной баронессой – та буквально на днях из Парижа… Слух – потрясающий! Впрочем, что я вам рассказываю? Придете – лично узнаете все новости.

Эрстед кивнул.

– Благодарю, ваше сиятельство. Обязательно загляну. Да! – спохватился он. – В Санкт-Петербург я приехал не один. Со мной секретарь…

Судя по недоуменному лицу Ивана Алексеевича, разливавшему вторую порцию рома – слугам он сию ответственную миссию не доверил, – князь не понял, при чем тут какой-то секретарь. Ну берите секретаря, отужинает в лакейской…

– …и близкий друг.

– Разумеется! – при упоминании друга Гагарин просиял весенним солнышком. – Ваш друг тоже из Дании?

– Из Польши. Точнее, из Литвы. Князь Волмонтович, мой знакомый еще с Лейпцигской кампании 1813-го.

Разговаривая, Эрстед смотрел поверх красных черепичных крыш, подпирающих тучи. Когда он опустил взгляд, лицо Ивана Алексеевича излучало радушие и приятное веселье. Разве что левое веко чуть-чуть дрожало.

– Говорите, князь Волмонтович? Братья по оружию?

Как благородный отец в водевиле, он всплеснул руками. Сверкнули многочисленные перстни. Левый мизинец Гагарина украшал золотой наперсток в виде когтя. Эрстед в молодости что-то слышал о таких безделушках (кажется, от всезнайки Эминента!), но не мог вспомнить, что именно.

– Прекрасно, душевно; я бы даже сказал – трогательно… Лейпцигская кампания? Я тогда управлял двором великой княгини Екатерины Павловны в Твери. Заслужил Святого Александра с алмазами.[25] Нет, с алмазами – это позже, через три года… Ах, память совсем никуда! В каком чине вы воевали, дорогой друг мой?

– В чине полковника. Черный Ольденбургский полк.

– Боже! Опять совпадение! Мужем великой княгини был принц Георг Ольденбургский… Скажите, полковник, вы верите в совпадения? В случайности? В счастливые стечения обстоятельств?

– Не слишком.

– Вы абсолютно правы. В том, что с нами происходит, нет никаких случайностей – ни общих, ни частных. Как вы сказали? Князь Волмонтович? Обязательно приходите и князя пригласите от моего имени! Я буду очень, очень рад…


Его сиятельство князь Гагарин, меценат и театрал, сенатор и действительный тайный советник, учредитель петербургской ложи Орла Российского, лучший Мастер Стула в столице, почетный член лож Петра-к-Истине, Соединенных Друзей и Ключа-к-Добродетели – нет, он не спешил садиться в карету. От залива дул холодный ветер. Петербургское небо срывалось первыми каплями дождя. Но Иван Алексеевич не обращал внимания на погоду, глядя в сторону, куда ушел его новый друг.

Губы князя еле заметно шевелились. Истомившись в ожидании, лакеи решили, что барин молится, и ошиблись. Старый масон читал Ломоносова:

  • – Никто не уповай вовеки
  • На тщетну власть Князей земных:
  • Их те ж родили человеки,
  • И нет спасения для них!

Апофеоз

[26]

Водевиль закончился поздно.

Зрители разъезжались в каретах, звали извозчиков, дежуривших у театра; кто победнее, уходил пешком, громко обсуждая игру актеров и музыку Алябьева. Приплясывая на ступеньках, Огюст мерз. Вечером похолодало, над городом собрались тучи; то и дело срывался дождь.

  50  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×