Семейный альбом

В больнице Фэй и Вард увидели Лайонела, ему обрабатывали жуткие ожоги на руках и ногах. Он не владел собой, бился в истерике, пытаясь объяснить случившееся.

– Я пытался… Мама, я пытался… Мамочка… Но дым такой густой… Я не мог дышать… – Оба плакали, а он все говорил о дыме, о том, как старался искусственным дыханием изо рта в рот воскресить Джона, вытащив его на улицу, но было поздно, и он сам едва дышал. Пожарные появились, когда он уже был без сознания, а очнулся только в больнице, где медсестра небрежно бросила ему, что Джон умер, задохнувшись в дыму. – Я себе никогда этого не прощу. Я виноват. Я забыл выключить лампочки на елке…

Тяжесть утраты снова навалилась на него. Фэй плакала, пытаясь как-то утешить сына, гладила его по незабинтованным местам, смазанным целебными мазями. Но он, казалось, ничего не чувствовал, он оплакивал Джона, не испытывая боли от ожогов. Вард беспомощно стоял рядом, глядя, как они плачут, и впервые за многие месяцы ощутил, что это его сын. Он молча смотрел на него и вдруг вспомнил, как давным-давно, еще ребенком, Лай бегал по лужайке… играл с впряженным в тележку пони возле их старого дома, еще до того, как все переменилось… Перед ним все тот же мальчик, ставший мужчиной, и они не поняли друг друга. Но трудно помнить о причине, разделившей их, когда он лежит и плачет, колотит забинтованными руками о кровать… Вард подошел, обнял сына, прижал к себе, и потоки слез потекли по его щекам. Сердце Фэй рвалось на части из-за Джона… и из-за чувства вины: она радовалась – умер не ее сын. А ведь на месте Джона мог оказаться Лай.

26

Похороны были душераздирающими. Прощания тяжелей Фэй видеть не приходилось. Мэри рыдала в истерике, Боб плакал еще сильнее жены. Сестры, все четверо, стояли оглушенные, а когда повезли гроб, Мэри попыталась броситься на него, но ее удержали. Лайонел, высокий, тонкий, бледный, в темном костюме, о существовании которого Фэй не знала, казалось, сейчас упадет в обморок. На его незабинтованной руке она вдруг увидела узенькое золотое обручальное кольцо и была потрясена. Она не знала, заметил ли Вард, но поняла, что это значит и кем для него был Джон. Это величайшая утрата в жизни ее сына и, возможно, самая страшная.

Энн стояла рядом с ним и плакала, утираясь платком и посматривая на брата, желая убедиться, что с ним все в порядке. И не задавала вопроса – что теперь будет? Вард и Фэй обсуждали это накануне вечером и решили, что Лайонел на время переедет к ним. После похорон они с Бардом решили пройтись. Грег исчез сразу после траурной церемонии. Большую часть жизни Джон был его другом, но, казалось, он не испытывал сильной боли от его безвременной кончины.

– Что ж… – передернув плечами, сказал он Вэл. – Парень оказался педерастом.

Но Джон был его другом, и Валери помнила, как сама увлекалась им, правда, безрезультатно, и теперь все знали, почему он не отвечал взаимностью.

Фэй украдкой поглядывала на Энн – через сколько же испытаний пришлось пройти ее девочке за последние несколько месяцев! Но сейчас она в норме… в отличие от Лайонела, деревянно шагавшего рядом с отцом. Он ни о чем больше не мог думать, кроме как о тщетных попытках бороться с огнем и о невозможности оживить Джона. Эти мысли преследовали его все три дня, с тех пор как его не стало. Он не позволял себе забыть. Никогда не позволит… И его мучила вина… Он забыл выключить лампочки на елке, когда они пошли спать… Слишком много выпили спиртного… Эти проклятые мерцающие лампочки… Ну почему он не вспомнил о них? Да, он виноват… Только он. Так бы и убил себя голыми руками.

Лай повторял это Варду, о чем еще он мог говорить с отцом? Но ему надо было выговориться, надо было узнать, не обвиняют ли его родители Джона.

– Ведь они вправе, понимаешь? – Он в отчаянии смотрел на отца, и Вард почувствовал, как его сердце оттаяло, потянулось к мальчику, которого он целый год старался возненавидеть. А теперь Джон мертв. Фэй права. Повезло, что не Лай. Им обоим это казалось даром Божьим.

– Мы осуждали вас обоих за многое. Мы были неправы. – Вард вздохнул и внимательно разглядывал деревья вдоль улицы. Это легче, чем смотреть в глаза сына, чего он, кстати, не делал целый год. Даже после того, как Лай и Джон спасли Энн. – Я не понимал, что заставило тебя стать тем, кем ты стал, все время думал, что в этом моя вина. Я был неправ… – Он наконец взглянул на Лайонела, увидел слезы, медленно текущие по щекам сына. – Я был неправ, обвиняя себя, так же и ты ошибаешься сейчас. Ты ничего не мог сделать, Лай. – Они остановились, и Вард взял сына за руку. – Я понимаю, как ты старался. – Его голос дрогнул. – Я знаю, как ты любил Джона. – Он предпочел бы этого не знать, но тут уж ничего не поделать. Вард привлек Лайонела к себе, их щеки соприкоснулись, сердца забились в унисон. Слезы застилали глаза обоих, они плакали. Лай не сводил с отца глаз, и тому казалось, что на него смотрит маленький мальчик из прошлого.