Семейный альбом

Режиссер кричал «начали» уже в девятнадцатый раз, и Вэл снова шла, и краска затекала в волосы, а он вопил, что состав краски не тот. Когда наконец он крикнул: «Сняли!», Валери ушла со съемочной площадки, так и не узнав, что Фэй все видела и очень страдала за дочь. Это жалкая, ничтожная роль, рассказывала она Варду. И ужасная.

– Неужели нельзя было найти что-то поприличнее?

– Но, может, она хочет всего достичь самостоятельно, Фэй? Как ты когда-то.

– С тех пор прошло почти тридцать лет, времена изменились. А она совсем не умеет играть.

– Как это можно определить по такой маленькой роли?

Он пытался быть справедливым; ему казалось, что Фэй слишком придирчива.

– Она не в состоянии даже пройтись как следует.

– А ты могла бы, если бы тебе налили черт знает что в нос и уши? Лично я думаю, что девочка чертовски азартна.

– А по-моему, она чертовски глупа.

Но скоро Вэл дали еще одну роль, правда, не лучше первой. Однако девушка радовалась, хотя Фэй снова ворчала. Она пыталась тактично выяснить, неужели дочери нравятся такие фильмы, но для Валери вопросы матери были просто оскорблением. В ее глазах стояла откровенная ненависть.

– Ты вообще начинала с мыльных реклам про кукурузные хлопья и кашу. Я начинаю с крови, это одно и то же. И однажды, если только захочу, буду лучше тебя.

Это была амбициозная цель, и Вард, наблюдая за ссорой женщин, почувствовал жалость к дочери. Вэл рвалась к соревнованию с Фэй, забыв себя, в отличие от Энн, которая, казалось, наконец вернулась в семью. Она повзрослела и полюбила новую школу. Обзавелась подругой – проводила все время с девочкой, несколько лет назад потерявшей мать. Овдовевший отец любил дочь до безумия, с удовольствием возил подруг повсюду – на шоу, на игры. Для Нарда и Фэй это было просто благом. После последней награды Фэй у них совсем не осталось свободного времени, и супруги были благодарны Биллу Стейну, взявшему на себя заботу об Энн.

Когда-то дороги Варда и Билла пересекались, он казался неплохим человеком, и если баловал свою дочь, то ясно почему – она единственная, кто у него остался. И ему не на кого больше изливать свою нежность.

Он дарил Энн хорошие вещи – свитер, маленькую красную сумочку, даже желтый зонтик от Джиорджио, когда однажды их застал дождь. И ничего взамен не хотел. Она казалась ему очень одинокой, у родителей не хватало времени на дочь, и он рад был Что-то сделать для девочки, как и для сноси Гейл.

– Вы всегда так добры ко мне, Билл. – Он разрешил ей называть его по имени и настаивал на этом. Сперва она робела, по потом привыкла.

– А почему я должен плохо к тебе относиться? Ты славный человек. Нам с Гейл очень хорошо с тобой.

– Я люблю вас обоих. – Слова вырвались из ее изголодавшейся по ласке маленькой души, и его сердце потянулось к ней. Билл замечал в девочке какую-то грусть и не понимал причины, но тоска неизбывно стояла в ее глазах. Он знал, что два года назад Энн убегала в Хейт, и задумывался о том, что там могло случиться. Как-то он спросил Гейл, но та не знала.

– Она никогда не говорит об этом, папа, и я не спрашиваю. По-моему, у нее какие-то проблемы с родителями.

– Мне тоже так кажется. – Он всегда был честен с дочерью.

– Но дело не в том, что они плохо относятся к Энн, просто их никогда нет дома. Братья и сестры выросли и разъехались, а она вечно одна с горничной. Почти каждый вечер ужинает в одиночестве и уже привыкла.

– Ну теперь ей больше не придется скучать. Стейны взяли ее под свое крыло, окружили теплом, и она, как маленький цветок, расцветала на глазах. Биллу нравилось наблюдать, как девочки делают уроки, просто болтают, плавают в бассейне и часами хихикают над какими-то своими шутками. Он покупал обеим хорошие вещи, что всегда доставляло ему удовольствие. Он понял это после смерти жены, и сейчас, сидя с Энн возле бассейна, тоже размышлял об этом. Был теплый осенний день, и Гейл побежала в дом за едой.

– Ты иногда кажешься такой серьезной, Энн. – Девочке было хорошо с ним, и она спокойно реагировала на вопросы Билла о ее прошлом, хотя вначале опасалась, что он спросит ее о том, чем ей не хотелось бы с ним делиться. – О чем ты думаешь?

– О разном.

«О погибшем друге моего брата, отданном ребенке…» Ей уже было пятнадцать, но воспоминания до сих пор преследовали ее. Но Биллу она ничего не сказала.

– О днях, проведенных в Хейт? – Он все время думал об этом.

Их взгляды встретились, и он увидел в ее глазах боль разбитого сердца. Он никак не мог понять причину этой боли, но надеялся, что когда-нибудь удастся… Энн была для него как бы второй дочерью. Всего за несколько месяцев она стала так много для них значить. Оба привязались к девочке, и она платила им тем же. После Лайонела и Джона они были первыми людьми в ее жизни, которые искренне заботились о ней, во всяком случае, так ей казалось.