Включить. Выключить

— Что скажешь по поводу гротонского похищения, Кармайн?

— Это определенно наш старый знакомый, но доказать это будет нелегко. Он изменил своим привычкам, будто с нового года решил начать все заново. Поговори с Патриком, как только он вернется. Я объезжаю дома «хагистов»… Да не паникуй ты! Просто проверяю, дома ли они. И если дома, прошу разрешения осмотреть подвалы и чердаки. Дэнни, видел бы ты, что в подвале у Смита! Блеск!

Из той же будки Кармайн попытался дозвониться Финчу, но у того никто не брал трубку. Форбсы пользовались службой передачи сообщений — вероятно, из-за многочисленных пациентов. Воркующим голосом телефонистка известила Кармайна, что доктор Форбс уехал на выходные в Бостон, и назвала его бостонский номер. Звонок Кармайна вызвал у Аддисона Форбса явное раздражение.

— Я только что узнал, что похищена еще одна девушка, — сообщил Форбс, — но я тут ни при чем, лейтенант. Мы с женой привезли нашу дочь Роберту. Ее только что положили в акушерский стационар.

«Подозреваемых все меньше», — подумал Кармайн, повесил трубку и вернулся к «форду».

Уже в Холломене, свернув на Сикамор-стрит, он решил выяснить, как проводит праздники Тамара Вилич.

Разглядев, кто стоит за застекленной дверью, Тамара распахнула ее и предстала перед гостем в неожиданном наряде: струящемся, из прозрачного алого шелка, с высокими разрезами на бедрах, немыслимо сексуальном и не оставляющем никакого простора воображению. «Она из тех женщин, которые не любят носить белье, — понял Кармайн. — Эксгибиционистка».

— Похоже, вам не повредит чашка кофе. Заходите, — с улыбкой пригласила она. Алое одеяние придавало ее хамелеоньим глазам красноватый отблеск.

— У вас уютно, — заметил Кармайн, оглядевшись по сторонам.

— Довольно избитый, и потому неискренний комплимент, — оценила она.

— Считайте, что он был сказан из вежливости.

— Побудьте пока здесь, а я сварю кофе.

Тамара удалилась на кухню, предоставив Кармайну возможность без помех изучить интерьер. Она предпочитала ультра-модерн: ослепительные краски, качественную кожу, хром и стекло вместо дерева. Но на мебель Кармайн почти не обратил внимания: его поразили картины. На самом видном месте красовался триптих. На его левой панели обнаженная особа малинового цвета, с гротескно уродливым лицом стояла на коленях в позе преклонения перед напоминающей фаллос статуэткой. На центральной панели она лежала на спине, широко раскинув руки и сжимая статуэтку в левой руке, на правой — использовала статуэтку в эротических видениях, и ее лицо разлеталось на куски, как от разрывной пули.

Кармайна передернуло от отвращения, и он выбрал место, откуда отвратительная мазня была не видна.

Остальные картины пронизывал скорее дух насилия и гнева, нежели непристойности, однако ни одну из них Кармайн не повесил бы у себя дома. Слабый запах масляной краски и скипидара подсказывал, что автор полотен — Тамара. Но что заставило ее выбрать именно эти сюжеты? Гниющий труп мужчины, повешенного за ноги, почти нечеловеческое, оскаленное и слюнявое лицо, стиснутый кулак, между пальцами сочится кровь… Чарлз Понсонби мог бы одобрить их, но, с точки зрения Кармайна, глаз которого был достаточно наметанным, техника Тамары оставляла желать лучшего. Нет, такой разборчивый знаток, как Чак, не проявил бы к этим полотнам никакого интереса. Они служили лишь одной цели: оскорблять взгляд.

«Либо она больна, либо еще более цинична, чем я предполагал», — подумал Кармайн.

— Нравятся мои работы? — спросила вернувшаяся Тамара.

— Нет. По-моему, это бред.

Запрокинув голову, она весело расхохоталась.

— Вы превратно поняли мои мотивы, лейтенант. Я пишу вещи, спрос на которые есть в определенных кругах. Увы, техникой я владею не так хорошо, как настоящие мастера, вот мне и приходится продавать в основном сюжеты.

— Иными словами, сбывать свои работы за бесценок. Я прав?

— Да. Но надеюсь, когда-нибудь я смогу зарабатывать живописью себе на жизнь. Настоящие деньги приносят литографии, выпущенные ограниченным тиражом, а этой техникой я вообще не владею. Мне надо учиться, но это непозволительная роскошь.

— Все еще расплачиваетесь за растрату в Хаге?

Развернувшись как пружина, она молча скрылась на кухне.

Ее кофе оказался отменным; Кармайн с жадностью опустошил чашку и закусил свежайшим яблочным пирогом.