40  

— Отвезешь женщину… Срочное дело!

— Да я тебя!.. — кричал шофер, захлебываясь от возмущения.

— Молчать! — голосом командира выкрикнул Завьялов и дал знак стоявшей на тротуаре Прохоровой.

То ли окрик Завьялова, то ли милицейская форма Прохоровой подействовали на шофера. Он смирился, утих и только спросил:

— Куда ехать-то?

— Вперед! — рявкнул Завьялов, подсаживая Прохорову и влезая следом за ней.


«Куда я еду? Зачем? — спрашивал себя Завьялов, сидя рядом с Прохоровой на покрытом ковром заднем сиденье машины. — Может быть, это даже навязчиво с моей стороны? Она совершенно чужой мне человек, у нее горе, зачем я увязался, куда еду?»

После того, как Прохорова села в машину, Завьялов последовал за ней безотчетно, словно по инерции. Прохоровой было явно нехорошо, она едва не теряла сознание, нельзя было оставлять ее одну в таком состоянии. Да и шофер был грубиян.

Прохорова, очнувшись, назвала адрес, и машина помчалась по Ленинградскому шоссе. Прохорова сидела в левом углу и пристально глядела в одну точку, на блестящую никелированную пепельницу, укрепленную на спинке сиденья шофера. Машина между тем уже обогнула Белорусский вокзал и ехала к улице Красина. Через несколько минут она остановилась у одного из только что отстроенных домов. Строительный мусор еще лежал перед подъездом, собранный в кучи.

Завьялов полез в карман за деньгами и, протягивая через опущенное стекло десятку, сказал водителю:

— На, держи.

Тот опасливо покосился на Прохорову, но она уже выходила из машины.

— Ладно, ладно, держи! — повторил Завьялов, бросил деньги на шоферское сиденье и вышел следом за Прохоровой. — Ну, вот и приехали, — сказал он. — Теперь вы дома. Надеюсь, все будет хорошо.

Прохорова, видимо, не слышала. Она почти бежала к подъезду, и Завьялов уже решил повернуть назад, когда ему снова показалось, что шаги Прохоровой стали неверными и она вот-вот упадет, как тогда, в коридоре. Он поравнялся с ней, подхватил под руку, спросил:

— Вам плохо? На каком этаже квартира? Лифт есть?

— Извините, — сказала Прохорова, задыхаясь, — у меня астма. И с головой неладно… кружится… Четвертый этаж. Если не трудно, проводите меня.

Кабина лифта была где-то наверху. Прохорова метнулась к лестнице.

— Подождите лифт! — уговаривал ее Завьялов, но она ответила: «Нет, нет! Скорее!» — и, тяжело опираясь на руку Завьялова, упорно стала подниматься по лестнице.

Четвертый этаж. Прохорова нажала кнопку звонка и одновременно постучала… Через минуту дверь открылась. Пожилая женщина стояла на пороге.

— Лиза… Где Лиза?.. — спросила Прохорова.

— Клавдия Михайловна, дорогая, не волнуйтесь… В больнице она. Маленького сейчас «Скорая» увезла, и Лиза с ним… А меня попросила вас подождать…

— Что с Колей? — допрашивала Прохорова. Она тяжело дышала.

— К полудню ему худо стало. Посинел весь, плачет. Лиза — в аптеку, а я с Коленькой… Потом ему лучше стало, а через час опять… пена на губках-то, дрожит весь… Лиза «Скорую» вызвала. Врач приехал, говорит: немедля в больницу. Минут пять прошло всего-то, как уехали…

— В какую больницу, в какую?!

— Не знаю я, Клавдия Михайловна, в суматохе-то и не спросила. Так ведь Лизонька там с ним, не один он.

— Вам надо сесть, успокоиться, выпить воды, принять какое-нибудь лекарство, — твердо сказал Завьялов. — Есть лекарство у вас?

— И правильно, и правильно, — затараторила женщина, — вы уж поухаживайте за ней, не бросайте. А я побегу, муж, наверное, пришел, голодный сидит! Не убивайтесь, родненькая, все хорошо будет…

Она боком выскользнула из передней.

Следом за Прохоровой Завьялов вошел в небольшую комнатку. Здесь сильно пахло лекарствами. На маленьком круглом столе, стоящем посередине комнаты, Завьялов увидел клочки ваты, раскупоренный аптечный пузырек, разбитые стеклянные ампулы. У стола, прямо на полу, тазик с водой, на спинке стула смятое полотенце.

Прохорова, не снимая берета, тяжело опустилась в мягкое кресло. Ее глаза были закрыты. Она все так же тяжело дышала.

— Ну, где же ваше лекарство? — громко спросил Завьялов. — Скажите, я найду.

Прошло несколько секунд, может быть, минута, она открыла глаза, посмотрела на растерянного Завьялова и тихо спросила:

— Почему на свете так много злых, жестоких людей? Почему?

— Все-таки их меньше, чем хороших.

  40  
×
×