Свет далекой звезды

«Нет, нет, нет! — мысленно прикрикнул он на себя. — Ты опять спрашиваешь, опять начал спрашивать, хотя и знаешь, что ещё один вопрос, и ты убьешь её. Убьёшь навсегда. Молчи, уходи, беги отсюда туда, на поляну, где, может быть, ещё тлеют угли костра!..»

— Это случилось двенадцатого мая, Владимир Андреевич, — тихо, но решительно сказал Лукашев. — Она погибла при исполнении служебных обязанностей. Её похоронили там, где хоронят этих героических людей, чьих имён мы до поры не знаем… Вам звонили от моего имени в гостиницу?

— Да, — беззвучно ответил Завьялов.

— В то время мне уже всё рассказали. Но я не мог говорить об этом по телефону. Это было бы слишком жестоко. Я просил вас приехать на берег Таёжного… Вы были там?

— Да.

— Когда, рассказывая о своих поисках, вы упомянули о длинном деревянном здании, я сразу понял, что речь идёт о бывшем клубе этого института. И мне захотелось, чтобы вы увидели его. Вам удалось его увидеть?

— Да. Я был там. Я говорил с человеком, который знал её.

— Мне хотелось, насколько возможно, отдалить теперешнюю минуту… Дать вам возможность… хоть немного почувствовать её живой. Это всё, что было в моих силах, друг… Прости меня.

— Простить? За что?

— За то, что не смог принести тебе радостной вести. Иногда мне кажется, что всё можно обратить человеку в радость, стоит только очень захотеть, не щадить себя, действовать решительнее, смелее, честнее, и тогда всё можно обратить человеку в радость… Но, как видишь, этому есть предел.

— Спасибо, — сказал Завьялов. — Тебе не в чем обвинять себя… И это совсем не твой долг — вручить мне похоронную…

— Нет, — медленно проговорил Лукашев, — это мой долг. Это тоже мой долг. Ты вернёшься в Москву?

— Да. Первым же самолётом.

— Ты говорил мне, сколько людей встретил на пути к Ольге Алексеевне. Говорил, что запомнишь их всех. Не забывай и меня, Завьялов.

— Да, хорошо, — механически ответил он.

— Я понял, кем была она для тебя, когда ты начал свои поиски.

«Что же здесь понимать? — подумал Завьялов. — Всё укладывается в два коротких слова: «да» и «нет». «Да» — как бескрайнее поле, как безбрежное море. «Нет» — как стена. Я упёрся в стену. Вот и всё».

— Я пережил очень тяжёлые часы, — продолжал Лукашев. — Когда мне сообщили о её смерти и я представил себе, как буду говорить об этом с тобой, то подумал… Знаешь, о чём я подумал? О том, что если бы я выехал из горкома пораньше, то никогда бы не встретился с тобой… Вот так. Видишь, я ничего не скрываю. А потом я стал думать о том, какими словами тебе всё это передать. Я сидел на отчётно-выборном собрании, а ты всё время был перед моими глазами, я мучился тем, что не могу найти настоящих слов.

— Мне не нужны слова. Можешь ты это понять?

— …и мне вдруг показалось, что я — это ты, — продолжал, не слушая его, Лукашев. — И тогда я понял, чем была для тебя эта женщина. Она была твоей мечтой. Твоей любовью. Затерянным где-то островком. Ты сделал всё, чтобы установить его координаты, а потом добраться, доплыть до него во что бы то ни стало. Вначале были только ты и она. И никого между вами. Ведь так было, Завьялов, так?

Завьялов молчал.

— Наверно, тебе кажется, что ты начал свои поиски просто потому, что любил её, — продолжал Лукашев. — Конечно, в этом всё дело. Но, может быть, и не только в этом… Может быть, тебе очень захотелось что-то начать сызнова… вступить в новую для тебя жизнь, в основе которой лежит верность тому, во что ты веришь. Честность. Ясность… Так неужели ты не вернешься к жизни только потому, что женщина, которую ты искал, шла по той же дороге, но погибла, не дойдя до конца? Её нет, но сердце её продолжает биться среди тысяч других сердец. Пока ты жив, она тоже жива. Пока существуют эти люди, она будет жива. И когда нас не будет, она останется живой. Так же, как и те люди, которые будут жить после нас. Я, может быть, не то говорю. Наверно, мне что-то совсем другое нужно сказать. Но я не умею утешать. Может быть, ещё не привык. Я ещё молодой секретарь горкома… Значит, утренним самолётом?..

— Да, — ответил Завьялов, — утренним самолётом…

— Ты ничего больше не хочешь мне сказать?

— Нет. Только, пожалуй, вот что. Улица Маркса, одиннадцать… Её зовут Валя.

— Валя? Какая Валя?

— Она нуждается в помощи. Поговори с ней. Всё поймёшь сам.

— Это всё?

— Да. Это всё.

ОТСЮДА — К ЗВЁЗДАМ!

Вместо эпилога

Осенним утром 1957 года был запущен первый в мире искусственный спутник Земли. И запустили его советские люди.