55  

По крайней мере, в те минуты, когда я держу ее в объятиях.

Она сжимает мою руку, как часто это делает; пальцы то и дело подрагивают. Рука у меня затекла, но я не шевелюсь. Пусть уж лучше болит рука, чем я ее разбужу. И вот я сижу неподвижно, не сводя взгляда с ее лица, думая о том, как люблю эту дорогую, милую женщину-ребенка, прижавшуюся ко мне.

— Крис?

Вздрогнув, я открыл глаза. Передо мной стоял Альберт. Торопливо поднявшись, я взглянул на него. Он покачал головой. Поначалу я отказался поверить.

— Должен же быть какой-то способ, — настаивал я.

— Она недоступна, — сказал он. — Не просит о помощи, потому что не верит в ее возможность.

— Но…

— Ее не могут найти, Крис, — продолжал он. — Испробованы все возможные способы. Мне жаль.

Подойдя к ближайшему ручью, я уселся на берегу и уставился на кристальную, плещущуюся воду.

Альберт сел рядом со мной, похлопывая меня по спине.

— Мне правда очень жаль, — сказал он.

— Спасибо, что попытался, — пробормотал я.

— Я обнаружил одну вещь, — вдруг промолвил он. Я быстро взглянул на него.

— У вас такие сильные чувства друг к другу, потому что вы — родственные души.

Я не знал, как на это реагировать. Я, разумеется, слышал это выражение, но лишь в самом банальном смысле, в контексте тривиальных баллад и стихов.

— Это означает буквально, — пояснил Альберт, — что у вас одинаковая длина волны и ваши ауры вибрируют в унисон.

У меня по-прежнему не возникло никакого отклика. Зачем мне это знать, если Энн этим не поможешь?

— Вот почему ты сразу же влюбился в нее, когда увидел в тот день на пляже, — продолжал Альберт. — Твоя душа радовалась воссоединению с ней.

Я лишь смотрел на него в упор. Почему-то эта новость меня не удивила. В жизни я никогда не был суеверным. И все же всегда настаивал на том, что мы с Энн встретились не случайно.

И все-таки какое значение может это иметь?

— Вот почему тебе так сильно хотелось быть с ней после смерти, — сказал Альберт. — Почему тебя ничто не останавливало…

— Тогда по этой же причине и она так сильно переживала, — перебил я его. — Она должна была себя убить. Чтобы соединиться со мной, вновь достичь этого унисона.

— Нет. — Альберт покачал головой. — Она сделала это не для того, чтобы соединиться с тобой. Разве могла она, если не верила в возможность этого? — Он снова покачал головой. — Нет, она убила себя, чтобы окончить свое существование, Крис. Поскольку считает, что твое существование уже окончено.

— Чтобы прервать свою боль, Альберт.

— Хорошо, боль, — согласился он. — Хотя решение было вызвано не этим. Неужели не понимаешь?

— Я знаю, что она страдала, это все, что я знаю. Он вздохнул.

— Это закон, Крис, поверь мне на слово. Никто не имеет права…

— Какой толк знать все это, если это не поможет мне ее разыскать? — с горечью перебил я его.

— Дело в том, — сказал он, — что, поскольку вы — родственные души или духовные супруги, мне разрешили продолжать помогать тебе, несмотря на мои замечания.

Я в замешательстве на него смотрел.

— Если ее нельзя найти…

Я горестно замолчал; в сознании вдруг возникло видение: мы двое, подобно Летучим Голландцам духа, бесконечно блуждаем в поисках Энн. Он это имел в виду?

— Остается один путь, — сказал он, положив руку мне на плечо. — Единственная мучительная возможность.

ПОТЕРЯТЬ ЭНН НАВСЕГДА

Дежавю может быть ужасающим, в зависимости от того момента, который заново переживает человек. В состоянии леденящей, всепоглощающей угнетенности двигался я сквозь туман к виднеющемуся впереди зданию. «Освободи меня от этого черного бесконечного кошмара». Эта мольба вновь прозвучала в моем сознании.

Теперь этот кошмар вновь повторялся.

«Я уже был здесь прежде», — преследовала меня новая мысль. То, что на сей раз рядом со мной шел Альберт, не помогало. Несмотря на его присутствие, входя в церковь, я оставался наедине со своими страхами.

Как и прежде, скамьи были заполнены народом. Как и тогда, фигуры людей казались серыми и безликими. И меня снова понесло по среднему проходу, и я силился понять, зачем я здесь. Я понятия не имел, что это за церковь. Я знал только, что на этот раз рыданий Энн не слышно, потому что она мертва.

Они сидели в переднем ряду, близко придвинувшись друг к другу. При виде их я разрыдался, с отчаянием вглядываясь в родные черты. Мне были хорошо видны их лица, бледные, искаженные страданием, с полными слез глазами.

  55  
×
×