Пирамиды

Как правило, врожденную способность верблюда к высшей математике, особенно к баллистике, склонны недооценивать. В процессе борьбы за существование баллистическое чутье у верблюда развилось так же, как координация руки и глаза у человека, мимикрия у хамелеона и известная способность дельфинов к спасению утопающих — спасать утопающих куда лучше, чем перекусывать их пополам, ведь это может быть превратно истолковано другими людьми.

То, что верблюды гораздо умнее дельфинов, — научный факт<Никогда не доверяйте существам, которые постоянно презрительно усмехаются. За этим всегда что-то стоит>.

Верблюды очень, очень сообразительны. Они быстро поняли: наиболее благоразумный выход для неглупого животного, если оно не хочет, чтобы его потомки проводили чересчур много времени на лабораторном столе с вживленными в мозг электродами, приклеивали мины к днищам кораблей или попадали под опеку немилосердных зоологов, — это держать свою сообразительность…

“…Составит шесть и три десятых в периоде. Преобразуем. Сокращаем. Итого… ого!.. 314 секунд…”

Верблюдок несколько раз, наподобие перископа, повернул свою длинную шею. Его большие мохнатые брови осуждающе изогнулись, сузившиеся желтые глаза пристально уставились на верховного жреца, и, ненадолго оставив в стороне заинтересовавшую его проблему, верблюд стал припоминать те издревле знакомые ему расчеты, которые его порода за много веков успела довести до совершенства.

“Предположим расстояние равным сорока одному футу. Скорость ветра — два. Вектор — одна восьмая, чав. Вязкость равна семи…”

Теппик достал метательный нож.

Диос набрал в грудь побольше воздуха. “Сейчас он прикажет стрелять по нам, — подумал Теппик. — Меня застрелят моим же собственным именем в моем же собственном царстве”.

“…Угол равен двум пятым. Чав. Огонь”.

Залп был достоин восхищения. Ком жвачки, пущенный в соответствии с рассчитанной согласно всем законам баллистики траекторией, шмякнулся Диосу в лицо с таким звуком, какой может издать только полфунта полупереваренной травы, и более ничто на свете.

Последовавшая тишина была чем-то сродни стоячей овации.

И снова все вокруг принялось медленно искажаться. Нет, затевать потасовку здесь определенно не стоит. Верблюдок взглянул вниз, на свои передние ноги.

“Предположим количество ног равным четырем…”

И он побежал. Совершенно очевидно, что ног у верблюдов гораздо больше, чем у всех прочих тварей, и Верблюдок напоминал сейчас пароходную машину с ее сложно движущейся системой шатунов и клапанов. Движение сопровождалось оглушительным шумом, издаваемым кишечником, тоже работавшим на полную мощь.

— Чертов тупица, — пробормотала Птраси, когда они наконец-то удалились на достаточное расстояние от дворца, — но, кажется, он все-таки понял, чего от него хотят.

“…Повторение инвариантного масштаба равно трем с половиной зет. О чем это она? Насколько помню, Чертов Тупица живет где-то в Цорте…”

Хотя воздух казался липким и тягучим, как резина, Верблюдок уже успел покрыть немалое расстояние, и копыта его мягко шлепали по утрамбованной земле спящих улиц города.

— Кажется, опять начинается, — сказала Птраси. — Пора закрывать глаза.

Теппик кивнул. Раскаленные колышущиеся стены домов снова пустились в пляс, а дорога то взмывала, то опадала, на что приличная твердая земля не имеет никакого права.

— Это вроде моря, — заметил Теппик.

— Никогда не была там, — покачала головой Птраси.

— Море — это… понимаешь, океан, волны…

— Мне рассказывали. За нами гонятся? Теппик повернулся в седле.

— Не могу разобрать, — пробормотал он. — По-моему…

Отсюда ему были видны приземистая тяжелая громада дворца и Великая Пирамида на другом берегу реки. Пирамиду почти скрывали облака темного дыма, и все-таки то, что сумел различить Теппик, было невероятно. Он точно знал, что у пирамиды четыре стороны, теперь же он видел все восемь.

Казалось, Великая Пирамида то попадает в фокус, то выходит из него, и Теппик инстинктивно почувствовал, что это крайне небезопасно, когда речь идет о нескольких миллионах тонн камня. Он ощутил сильное желание оказаться как можно дальше отсюда. Похоже, даже такая тупая тварь, как верблюд, испытывала тот же позыв.

“Дельта в квадрате, — продолжал рассуждать Верблюдок. — Таким образом, давление размером k будет равно девяностоградусной трансформации в хи (шестнадцать делить на х, делить на ри), умножить на t для всех трех постоянных величин. Или четыре минуты плюс-минус десять секунд…”