Голливуд

— Ну что, возьмешься еще за сценарий? — спросила она.

— Вряд ли. Уж больно часто приходится идти на компромиссы. К тому же надо все время смотреть будто сквозь глазок кинокамеры. С точки зрения зрителя. А киношная публика ужас как обидчива, не то что читатели, которым нравится, когда им нервы щекочут.

— На это ты мастак.

В бар вошел Джон Пинчот. Сел слева от меня, улыбнулся.

— Сукин сын, — сказал он.

— Кто на этот раз? — осведомилась Сара.

— Что, опять фильм зарубили?

— Да нет, тут другое.

— В смысле?

— Джек Бледсоу отказался подписать к печати фотографии, которые сейчас сделали.

— Как?

— А вот так. Помощник Корбела Викера зашел к нему в трейлер с бумагами, а Джек отказался их подписать. Тогда сам Корбел пошел на поклон. С тем же успехом.

— Но почему? — удивился я. — Ведь он позволил себя снять… Чего же теперь он кочевряжится?

— Понятия не имею. Слава Богу, у нас в распоряжении ваши с Франсин фотографии. Хотите посмотреть, как будем сейчас снимать?

— Конечно.

— Я за вами зайду.

— Спасибо.

Мы с Сарой сидели и думали про то, что сказал Джон. Я так понимаю, что она думала про это. А я-то уж точно.

Я пришел к выводу, что актеры — другой породы, чем прочие смертные. У них на все свои соображения. Когда изо дня в день, из года в год притворяешься не тем, кто ты есть, это даром не проходит. Становится трудно быть самим собой. Представьте только, что вы все силы кладете на то, чтобы казаться кем-то другим. А потом — еще кем-то. А потом еще и еще. Поначалу это даже забавно. Но со временем, перебывав в шкуре десятков людей, начинаешь забывать, кто ты сам-то такой, и разучаешься говорить своими словами.

По-моему, Джек Бледсоу настолько потерялся, что решил, будто фотографировали не его самого, а кого-то другого, и потому ничего не оставалось, как отказаться подписать документ, оформленный на чужого человека. В этом был смысл. Мне захотелось донести его до Сары.

Я подождал, пока она нальет себе вина и зажжет сигарету.

А потом подумал, что, может, лучше объяснить все это в другой раз, и принялся за пиво, размышляя о том, напечатают ли в женском журнале фото, на котором Франсин со своей жесткой попкой сидит у меня на коленях.

Как бы то ни было, тридцать два съемочных дня подошли к концу, и был назначен банкет.

Дело было в баре на первом этаже с огромной площадкой для танцев. Там и еще на втором этаже гулял народ. В основном собралась съемочная группа и актеры, хотя и не все, зато понаехали и вовсе незнакомые мне личности. Оркестра не было, танцевали под фонограмму, но выпивка была настоящая. Мы с Сарой сразу подошли к стойке, за которой хлопотали две барменши. Я взял водки, а Сара красненького.

Одна барменша меня узнала и вытащила мою книжку. Я ее подписал.

Народу набилось уйма, кондиционеры не работали, был жаркий летний вечер, и в зале стояла духотища.

— Давай еще глотнем и поднимемся наверх, — предложил я Саре. — А то тут не продохнуть.

— О'кей, — сказала она.

Мы поднялись на второй этаж. Там было попросторнее и попрохладнее. Несколько человек танцевали. У этой вечеринки как бы не было своего центра, впрочем, так бывает почти всегда. На меня накатила тоска. Я допил свой стакан.

— Пойду возьму еще что-нибудь, — сказал я Саре. — Тебе надо?

— Нет, обойдусь.

Я спустился по лестнице, но на полпути к стойке меня остановил волосатый толстяк в темных очках. Он схватил мою руку и принялся с жаром ее трясти.

— Чинаски, я прочитал все, что вы написали, буквально все!

— Неужели? — спросил я.

Он продолжал трясти мою руку.

— Мы с вами однажды вместе надрались в баре «У Барни». Помните?

— Нет.

— Не помните, как мы надрались у старины Барни?

— Нет.

Он поднял очки и водрузил их на макушку.

— Может, теперь вспомните?

— Нет, — ответил я, высвободил руку и направился к стойке.

— Двойную водку, — заказал я барменше.

Она подала.

— У меня была подружка Лола, — сказала барменша. — Лолу знаете?

— Нет.

— Она говорила, что два года была вашей женой.

— Неправда, — ответил я.

Я отошел от стойки и направился к лестнице. На сей раз дорогу мне преградил лысый толстяк с окладистой бородой.

— Чинаски, — сказал он.

— Слушаю.

— Андре Уэллс. Не последний человек в киношном деле. Тоже писатель. Вот закончил роман. Хотелось бы, чтобы ты прочитал. Можно прислать?