Бумажная луна

Отправив на следующий день это письмо, Дженис задалась вопросом, правильно ли она поступила. Может, напрасно мешает Бетси встретиться с ее настоящим отцом? И вообще знает ли Стивен о том, что у него есть ребенок? В том городке, где они раньше жили, все ее знакомые знали про Бетси и догадывались, кто ее отец. Может быть, он разыскивает ее, чтобы предъявить права на свою дочь?

Теперь уже слишком поздно. Бетси думает, что ее отец умер. Да так оно и есть. Отец Дженис был для девочки больше отцом, чем Стивен. А теперь у них есть Питер, который заменит Бетси отца. Дженис видела, что между ними уже наладились дружеские отношения. Бетси постоянно спрашивает про него, а Питер проявлял невероятное терпение, выслушивая ее детские фантазии и отвечая на ее бесконечные вопросы. Казалось, его совсем не взволновало то, что Бетси болезненный ребенок и от нее нельзя ждать большой помощи в хозяйстве. На свете не так уж много людей, которые относятся с терпением к больным.

Так что будет лучше, если Стивен никогда не найдет их.

Август тянулся мучительно медленно. Стояла такая невыносимая жара, что Дженис почти не выходила из дома. Бетси установила свой мольберт в дверях рабочего кабинета Джэсона и часами стояла в тени веранды, ловя малейшее дуновение ветерка и рисуя то, что видела только она сама. Дженис нравилось, что она рядом. От этого становилось спокойнее на душе.

Ночами было хуже всего. Она лежала в своей одинокой постели, стараясь не вспоминать о Питере. Но бывали ночи, когда она не могла не думать про те ощущения, которые испытывала, когда он был с ней. Бетси спала тут же, на соседней кровати, и Дженис не могла снять ночную рубашку. Кожа ее пылала, она вспоминала стук его сердца, его руки, ласкавшие ее, пронзительную сладость его властности, и тело ее кричало от желания.

Дженис гнала прочь эти образы, но на их место наплывали другие. Она мечтала о ребенке, который рос в ней, — ребенке Питера. Она представляла маленького мальчика с кудряшками, такими же темными, как у Питера. Она пыталась вообразить, как воспримет Питер появление этого нового незнакомого человечка в их жизни, но слышала только, как младенец кричит от голода и боли, и снова видела себя одну. Эти страхи подкрадывались к ней даже средь бела дня.

От Питера не приходило никаких вестей. Она и не ждала их. Там, где он сейчас находился, не было ни почты, ни телеграфа. В тех краях не так просто добраться до ручки, чернил и бумаги. Возможно, в ближайшем городке и есть какое-то подобие почты, но он сказал, что и это в пятидесяти милях. Да он и не напишет, пока не завладеет горой и золотом. Питер же сказал, что даст телеграмму в конце августа.

Но и к концу августа от него по-прежнему не было вестей, а у Дженис по-прежнему не начинались месячные.

Итак, она была беременна — без дома, и муж пропал.

Но на этот раз у нее хотя бы был муж, утешала себя Дженис. К изнанке корсета по-прежнему были подколоты деньги, значит, она не совсем нищая. Но ей не нужно было такое утешение. Ей нужен был Питер.

Когда август перешел в сентябрь, она почувствовала это еще сильнее. Ей нужен был Питер, чтобы заверить в том, что все у них будет хорошо; нужно было, чтобы он пришел домой вечером и обнял ее, чтобы посмеялся над ее страхами, похвалил за вкусную еду и восхитился рисунками Бетси. А больше всего Дженис нужно было сообщить мужу о ребенке и увидеть, как засияют гордостью его глаза. Ей нужно было, чтобы он приложил руку к ее животу и ощутил первое шевеление их ребенка, чтобы он услышал его первый крик… Она не хотела переживать в одиночестве свою вторую беременность.

Ей нужен был этот человек, за которого она вышла замуж, и нужен был сейчас, немедленно! Жизнь научила ее сгибаться при необходимости. Она бы ползала сейчас на коленях, только бы он вернулся. Но она знала, что это бесполезно.

В тот день, когда пришло письмо от Тайлера, она почувствовала настоящий отчаянный страх. В начале сентября Тайлер писал, что еще не получал вестей от Питера. Зато объявился тот самый незнакомец, о котором предупреждала Дженис. Тайлер послал его в Катлервиль и поручил Дэниелу отправить его на край света, но писал, что незнакомец мог ему не поверить. Он настаивал на том, чтобы Дженис показала это письмо Хардингам и спросила их совета.

Дженис провела целый день в мучительных раздумьях. Она узнала лишь одно — Питеру незнакомец не угрожает, и это ее успокаивало. Сейчас она больше всего волновалась не за себя, а за мужа. Что-то случилось, она чувствовала. Возможно, в ней говорил ее природный пессимизм, но Дженис знала, что, если бы с Питером все было в порядке, он обязательно дал бы о себе знать.