Жить дальше

Алисон выглядела хуже, чем перед операцией, — повязка на бритой голове просто устрашающая, лицо смертельно белое, она окружена аппаратами, трубочками и проводками. Казалось, что ее душа находится за тысячи миль от бедного измученного тела.

Хирургическая сестра сохранила для Пейдж, как она и просила, прядь шелковистых волос Алисон, и медсестра в палате передала прядь Пейдж. У Пейдж навернулись на глаза слезы, она сжала в одной руке прядь волос, а другой прикоснулась к Алисон.

Пейдж долго стояла, держа Алисон за руку, думая о том, какой она была всего два дня назад. Как случилось, что все рухнуло так быстро, в один момент? Теперь Пейдж была не в состоянии поверить кому-либо или чему-либо, тем более судьбе — она так жестоко обошлась с ней.

Пейдж поняла, что не перенесет потери Алисон. Она вспомнила, как они с Брэдом боялись потерять Энди, как она часами смотрела на него, крошечного, лежавшего в кувезе, опутанного трубками, моля бога о том, чтобы их малыш выжил. И свершилось чудо — он выжил!

Сидя на маленьком стульчике рядом с Алисон, Пейдж шептала ей в замотанное бинтами ухо, моля бога о том, чтобы Алисон услышала ее:

— Я не хочу, чтобы ты уходила, дорогая, не хочу… ты нужна нам… я так люблю тебя… ты всегда была мужественной девочкой, ты должна бороться… девочка, ты должна! Я люблю тебя, моя милая… ты всегда останешься моей любимой девочкой…

От Алисон пахло медикаментами, в аппаратах мигали огоньки и раздавалось попискивание, но больше не было слышно ни звука, не было никакого движения. Пейдж не ждала, что дочь ответит ей — жестом ли, слабым движением, но она хотела говорить с Алисон, хотела быть рядом с ней, ощущать ее, любить ее.

Сестры позволили ей пробыть с Алисон довольно долго, и, только когда настало время новой смены, в семь часов, они вежливо предложили ей пройти в буфет и выпить немного кофе. Она же пошла в приемную реаниматологии и села, неотступно думая об Алисон: какой та была и какой стала. Она даже не обращала внимания на проходящих мимо, пока кто-то не тронул ее за локоть.

Она подняла глаза — перед ней стоял Тригви. Он побрился, надел светлую рубашку, выглядел отдохнувшим и посвежевшим. Однако его лицо выдавало тревогу — было уже утро понедельника, и он волновался, в каком состоянии находится его Хлоя.

— Вы опять не уходили ночью домой?

Пейдж кивнула. Она выглядела ужасно, хуже, чем в прошлую ночь. Но Тригви понимал ее.

— Я спала в приемной, — попыталась улыбнуться она, но улыбка вышла какой-то жалкой.

— Спали? — строго спросил Тригви, словно заботливый папаша.

— Немного, — улыбнулась она, — мне хватило. А утром они даже разрешили мне побыть с Алисон.

— Ну и как она?

— В том же состоянии. Но я им все равно благодарна.

Мне нужно было посидеть рядом с ней. — По крайней мере Пейдж видела свою дочь, могла прикоснуться к ней. Больше всего ей хотелось снова вернуться к Алисон. — Как Хлоя?

— Спит. Я только что от нее. Они по-прежнему держат ее на болеутоляющих, так что она почти не чувствует боли. Я думаю, это к лучшему.

Пейдж кивнула. Тригви присел на стул рядом.

— А как ваши мальчики?

— Ничего. Бьорн был просто убит ее видом. Я спросил его лечащего врача, стоит ли вообще приводить его к Хлое, и тот сказал, что это важно для мальчика. Он подчас не понимает некоторых вещей, пока не увидит их сам. Но для него это серьезное испытание. Он плакал прошлой ночью, и у него были кошмары. Так что мы все перенервничали.

— Бедный мальчик. — Ей стало в самом деле жаль Бьорна. Да, жизнь бывает нелегка. И она не очень-то справедлива. Трудно к этому привыкнуть.

— А как Энди?

— Очень напуган. Брэд сказал ему, что Алли непременно выздоровеет, а я была менее определенна. Не думаю, что это честно — давать ему ложную надежду.

— Я тоже так думаю. Но, наверное, Брэду самому трудно с этим свыкнуться. Чаще бывает проще закрыть глаза.

— Да, наверное, — кивнула Пейдж.

— Это, конечно, глупый вопрос, — сказал он, — но выто сами как? У вас не слишком-то бодрый вид.

— Да. Но это уже не имеет значения.

— Когда вы в последний раз ели?

— Кажется, вчера вечером. Я сделала Энди пиццу на ужин и сама отщипнула кусочек… Что-то в этом роде.

— Так нельзя, Пейдж. Вам нужно поддерживать силы, иначе ослабеете. Идемте. — Он встал и строго посмотрел на нее. — Вставайте. Я хочу угостить вас завтраком.

Она была тронута, но есть совершенно не хотела. Все, чего ей сейчас хотелось, — свернуться в клубочек и забыть обо всем, может быть, даже умереть, если умрет Алисон. Она ощущала себя уже совершенно другой женщиной — несчастной, скорбящей, брошенной. Да, ей есть о чем скорбеть. О себе самой. О своей дочери. О своем браке. О жизни, которая теперь станет совсем иной и никогда не будет прежней.