77  

Отец Камиллы не испытывал к ней ни капли сочувствия, несмотря на то что сам был отчасти виноват в том, что она сделала. Он пробудил в ней чрезмерные желания, приучил уделять много внимания материальной стороне жизни. Он заморочил ей голову мечтами о князьях и герцогах. Однако стоило ему встретиться с Иеремией, как он сразу увидел в нем порядочного человека, способного стать хорошим мужем для его дочери, и не ошибся в своем выборе. Камилла зашла слишком далеко, и отец не сумел простить ей этого. Получив от нее письмо, Орвиль ответил, что считает дочь умершей и что ей не достанется наследства ни от него, ни от матери, которая чувствует себя слишком слабой, чтобы писать ей. Из всех близких Камилла могла рассчитывать только на Хьюберта, однако он, эгоистичный по натуре, мало интересовался жизнью сестры.

А в Калифорнии Иеремия сообщил всем, что его жена умерла от гриппа во время недавней эпидемии. У Камиллы хватило здравого смысла не предавать свой побег огласке. Похоже, об их отъезде не узнал никто. Тибо дю Пре оставил в гостинице «Палас» неоплаченный счет на внушительную сумму, поэтому он стремился сохранить в тайне свое местонахождение и не сказал никому, что увозит с собой Камиллу Терстон. Они просто уехали, ни с кем не попрощавшись, и Иеремия целую неделю говорил знакомым, что его жена тяжело больна. Потом на рукоятке дверного молотка появилась черная креповая лента, и знакомые пришли в ужас. В газете напечатали маленький некролог, дом вскоре закрыли, как будто запечатав его навек, а Иеремия перебрался в Напу. Там тоже никто не усомнился в том, что Камилла умерла от гриппа. Иеремия объяснил, что ее тело отвезли в Атланту, чтобы похоронить в семейном склепе. В Сент-Элене состоялась скромная заупокойная служба, на которой присутствовало очень мало людей. Здесь Камиллу почти никто не знал, а у тех, кому довелось с ней познакомиться, остались о ней далеко не лестные воспоминания. Иеремия ощутил теплое чувство, увидев среди пришедших Джона Харта. Он не забыл, как Иеремия приехал к нему в тот день, когда умерли его жена и дети. Джон так и не женился с тех пор и все еще боялся возвращаться по вечерам в свой опустевший дом на холме. Но он с горьким сочувствием пожал Иеремии руку.

– Благодарите судьбу за то, что у вас осталась дочка.

– Я так и поступаю.

Их взгляды встретились. Потом Иеремия возвратился домой, к Сабрине, у которой не стало матери. Он до сих пор не мог понять поступка Камиллы и того, что заставило ее на это пойти. Как она могла сбежать с этим человеком? Но в одном Иеремия не сомневался. Он не станет добиваться развода. Он не желал, чтобы кто-нибудь узнал о том, что Камилла жива. Об этом не должно остаться никаких свидетельств. Он решил увековечить миф о ее смерти. Пусть все верят в него, пока жив он сам, и в первую очередь его дочь. Теперь все в округе знали, что Камилла Бошан-Терстон скончалась. Правда была известна лишь Иеремии и Ханне. В доме Терстона рассчитали всю прислугу, а сам дом закрыли, теперь уже насовсем. Возможно, Иеремия когда-нибудь продаст его или будет беречь для Сабрины, однако сам он уже не поселится в нем. Там до сих пор висела одежда Камиллы, оставались ее вещи, которые та не захотела взять с собой. Она увезла все дорогие наряды, вечерние туалеты и роскошные соболя, забрала почти все, за исключением старых и поношенных платьев, не представлявших никакой ценности. Прежде чем уехать, Камилла доверху наполнила чемоданы, но если она когда-нибудь вернется, то по-прежнему останется его женой. А Сабрина будет расти, считая мать умершей от гриппа. Она не найдет ничего, что могло бы помочь ей узнать правду. Ни писем, ни объяснений, ни документов о разводе. Ничего. Камилла Бошан-Терстон просто скончалась. Покойся с миром. Навсегда.

Книга II

САБРИНА ТЕРСТОН-ХАРТ

Глава 18

Повозка остановилась у рудников как раз перед началом обеденного перерыва, и из нее выпрыгнула стройная девочка с шелковыми черными волосами, аккуратно перехваченными синей атласной лентой. В голубой полотняной юбке и матроске она казалась младше своих тринадцати лет. Девочка бежала по двору и махала рукой выходившему из конторы мужчине. Тот на мгновение остановился, прикрывая глаза от солнца ладонью, покачал головой, но не выдержал и улыбнулся. Неделю назад он запретил ей приезжать на рудники верхом и гонять по холмам лучших его лошадей, и вот она придумала взять повозку и одна прикатила в ней. Он не знал, смеяться ему или сердиться, хотя обычно легко принимал решения. Сабрину было трудно держать в руках, она никогда не была особенно послушной, росла без матери, и это сказалось на ее характере. Она обожала запах его сигар, давно изучила все его причуды и привычки и научилась влиять на него; она управлялась с лошадьми не хуже его самого и знала поименно всех, кто работал на трех его рудниках. А в том, как делается вино, она разбиралась даже лучше, чем он. Но все это ничуть его не огорчало. Иеремия Терстон гордился своим единственным ребенком, гордился даже больше, чем говорил об этом; впрочем, Сабрина и так все знала. Он ни разу не драл ее ремнем, ни разу даже не отшлепал за все эти тринадцать лет; он учил ее всему, что знал сам, и все время держал при себе. Пока она не подросла, он практически не отлучался из Сент-Элены, был с девочкой постоянно, читал ей сказки на ночь, делал уколы, когда она болела, баюкал, когда плакала. Он предпочитал сам с ней нянчиться и лишь в исключительных случаях перепоручал ее заботам Ханны или прислуги, которую нанимал.

  77  
×
×