Гладь озера в пасмурной мгле (сборник)

Уезжала, как проваливалась под лед – ни открытки, ни письма, ни звонка хотя бы: что вы, и как там дома? Дядя Миша говорил в такие дни и недели, что Катя – очень нечеловечный человек... Но даже друг другу они с Верой не признавались, что оба с ее отъездом как бы отрясают звенящий тонус, завышенный звук разговора и постоянное напряжение, постоянное «представление», которые воцарялись в доме, когда она появлялась.

А какая весна в том году разразилась упоительная: сирень бесстыжая перла сквозь заборы, завалила букетами подоконники, дрожала полными сырыми грудями среди зеленых кустов, и белые и фиолетовые гроздки там и тут выглядывали из петлиц пиджаков и даже за тюбетейками девочек-узбечек...

***

...Вера возвращалась из школы днем, шла пешком, разморенная, до прохладного подъезда добрела с мечтой завалиться чуток вздремнуть...

Когда поднялась до второго этажа, дверь справа распахнулась, соседка Фая схватила Веру за рукав и втянула в прихожую. Она громко сопела и блестела потным лбом...

– Верка! Слуша-ай! Она его убьет, беда собачья, надо милицию звать!

Вера отшатнулась к стене и даже ничего спрашивать не стала, хотя бестолковость Файки была известна всем соседям.

– Когда? – спросила она, с ослабевшими вмиг ногами.

– Утром еще приехала!... Стала ходить по всем, спрашивать – как, мол, тут Миша, ночевал или нет, тудой-сюдой... Приводил кого или нет...

– Кого?! Кого он мог приводить?! – крикнула Вера.

– Ой, не спрашивай... На вид она, знаешь, совсем самашед-ши вернулась... Или под балдой... Ну и вот... Потом смотрю, заперлась дома... А через час, слышу, спускается... гляжу в глазок – а она с ножом, Ве-е-ерка-а-а! – Файка завыла и затрясла руками, как будто обожглась... – И улыбается, как чокнутая, и нож так, пальцем, пробует... Ве-ерка, она пошла выследить его...

– Где, куда?! – пролепетала девочка.

– Ой, не знаю, беда собачья!... вроде в сторону «Гастронома» пошла... А ведь Миша когда с работы приходит, а? Подстерегет она его, Верка!

Дальше девочка слушать не стала, выбежала и, как была, – с тяжелым портфелем, помчалась к «Гастроному»... Там все было тихо, и вообще, закрыто на обеденный перерыв... Трое алкашей сидели на лавочке, ждали открытия. Дяди Миши среди них не было, да и не могло быть – он сейчас был в хорошем периоде, ходил на работу, а вчера они смотрели в театре Горького классную пьесу «Трамвай „Желание“, и проговорили за полночь, обсуждая актеров... Дядя Миша рассказывал о жизни самого Теннеси Уильямса, драматурга, который писал эту пьесу, и вообще о том, что мужчина может любить мужчину, и это – (не делай большие глаза, ради бога, вырастешь, поймешь!) – тоже любовь...

Вера еще покрутилась между домами, побегала по переулкам, заглянула во дворы и, совсем измученная, повернула обратно...

На углу их дома и проезжей части тротуара стояла группка взбудораженных и растерянных соседей... Один из мужчин, в пижамной куртке, игрушечным пластмассовым совком черпал песок в детской песочнице неподалеку и аккуратно присыпал какую-то темную лужу на асфальте...

– Правильно, Гоша... – сказала какая-то женщина... – Хорошо придумал, молодец... А то сейчас дети пойдут из школы... не годится им это видеть...

Не спрашивая, даже близко не подходя, вдруг подробно и ясно Вера все поняла – и про лужу, от которой шли темные следы человеческих ног и протекторов шин, и про «скорую», которая уже уехала... Она шатнулась, обежала дом вокруг, поднялась, задыхаясь, на четвертый этаж и вошла в квартиру... Сердце колотилось везде – в горле, в висках, в глубине живота... Что делать и куда еще бежать, кому рассказывать, захлебываясь икающим сердцем, о пропитанном кровью песке из детской песочницы, – Вера не знала... Несколько минут она, не останавливаясь, не в силах остановиться, бегала по квартире, трогая занавески, стулья, свой никчемный портфель на столе... Куда-то еще надо было бежать... где взрослые, умные хорошие люди, которые помогут... Но куда?

Вдруг она услышала шорох в платяном шкафу... Звуки были похожи на те, с какими кошка устраивается на ночлег. Вера оцепенела, остановилась... Прошло несколько бесконечных, дурманящих сознание минут... В шкафу опять завозились... Ощущение страшного сна, какой приснился ей года три назад, в больнице, овладело девочкой совершенно. Настолько, что она точно знала – кого увидит, если подойдет и распахнет дверцы шкафа... Острое желание бежать отсюда и не возвращаться никогда боролось с не менее острым желанием – и даже велением! – подойти и открыть дверцы шкафа... Минуты бежали... время повисло и колыхалось, как занавеска на ветру...