145  

— Только одно слово, — настоял Себастьян. — Всего одно: вы не сможете прожить остаток жизни, заживо замуровав себя!

И он вышел на лестницу.

45. РЕВАНШ «КРАСИЛЬЩИКА»

Неужели Мариньи решил отдалить его от двора? Подчинялся ли он указаниям своей сестры? Как бы то ни было, в апреле он сообщил Себастьяну, что предоставляет в его распоряжение замок Шамбор — жилье, мастерские и группу учеников. Вручил также три штуки ткани, пять футов на три, шелк, бархат и ситец.

Предупреждение баронессы Вестерхоф о возможной немилости подтверждалось. Если бы речь шла только о том, чтобы предоставить мастерскую «красильщику», как его именовал Мариньи, то этого добра и в Париже хватало. Однако, когда Себастьян навел справки, выяснилось, что до Шамбора надо добираться два дня в карете, и он понял, что эта щедрость была замаскированным приказом об изгнании. Берни не располагал властью отправить самонадеянного иностранца в ссылку или в Бастилию, но, будучи министром, распорядился удалить его из Версаля.

Себастьян догадался, что королевская благосклонность к нему не пришлась по вкусу некоторым придворным, начиная с самого Мариньи. Случайно подслушанный разговор между маркизом и Бель-Илем это доказывал: глава королевской свиты отнюдь не испытывал восторга от этого возмутителя спокойствия. Потом Себастьян узнал от принцессы Анхальт-Цербстской, что Франсуа Кене, личный лекарь маркизы, охотно говорил о нем гадости; она сама слышала, как врач заявил королю, что Сен-Жермен — шарлатан.

— Но король его раздраженно одернул, — уточнила принцесса. — Так что Кене теперь будет помалкивать.

Тем не менее, подумал Себастьян, королевская милость не уберегла его от полуопалы. Ее причина была ясна: маркиза обмолвилась кардиналу о враждебности Сен-Жермена союзу с Пруссией, и Берни потерял терпение. А каким было чувство к нему самой госпожи де Помпадур? Пока, видимо, неопределенным.

— Вы получите лучшие из малых покоев замка, — уточнил Мариньи.

Наверняка он был удивлен, а потом и раздосадован, когда принцесса Анхальт-Цербстская, маркиза д'Юр-фе, госпожа де Жанлис[64] и барон фон Глейхен решили последовать за Себастьяном в Шамбор вместе со своими слугами. Мариньи, предупрежденному об этом исходе, пришлось отправить туда нарочного курьера, чтобы открыли и другие покои.

— Видели бы вы его физиономию, — сказала маркиза д'Юрфе, хихикая.

В самом деле, в Шамбор отправились целых три кареты.

Но по прибытии путешественникам пришлось битый час ходить вокруг замка: двери оказались закрыты.

— Заметно, что замок переделан в итальянский дворец, — отметил барон фон Глейхен.

По всей видимости, их в этот день не ждали. Наконец Себастьян заметил какого-то слугу, шедшего с ведром к фонтану, и потребовал немедленно известить управляющего. Отнюдь не скоро прибежал некий трясущийся старец в парике, оставшемся у него, без сомнения, еще с прошлого века. Перепугавшись при виде трех карет и всех этих вельможных особ, внезапно свалившихся ему на голову, он никак не мог приложить к чему-нибудь ту малость ума, которая у него еще оставалась.

Назвавшись Кло дю Кене, он только и мог, что лепетать извинения: дескать, он уходит в отставку и вскоре должен быть замещен неким господином Колле, который пока не прибыл.

— Но разве господин де Мариньи не предупредил вас о нашем приезде?

— Сударь, из Версаля точно приезжал гонец, но послание было адресовано господину де Сонри, коменданту замка.

— И где же находится господин де Сонри?

— Он в Туре, сударь, у своей больной дочери, и вернется только через несколько дней.

Господин Кло дю Кене еще что-то пробормотал и достал связку ключей, чтобы открыть малые покои, которые находились на третьем этаже, над террасами.

«Решительно, — подумал Себастьян, — управление королевскими владениями не на той высоте, на какую можно было бы надеяться».

Господин Кло дю Кене был безутешен. Малые покои выглядели совершенно нежилыми.

Вселение оказалось делом нелегким: срочно поднятые по тревоге слуги принялись суетливо выметать давным-давно необитаемые комнаты с низкими потолками и разгонять метлами обосновавшихся там мышей. Мебели оказалось мало, да и та трухлявая, с полопавшейся обивкой. Драпировки были драные, постельное белье попросту отсутствовало, и вдобавок слуги сообщили об отсутствии дров и свечей.

  145  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×