56  

— Фанар, граф, — это греческий квартал города, который называется Стамбул, а прежнее его имя было Константинополь, — уточнила княгиня. — Нас там учат и Лафонтену, и Расину, а мальчики еще сильно увлечены Корнелем. «Нас уплыло пятьсот, а прибыло в порт до трех тысяч…» — продекламировала она с шутливой воинственностью. — Что касается напитка, который вам подали, то это каркаде.

Значит, она не здешняя. Что же привело ее сюда? И какие узы связывают ее с Байрак-пашой?

— А что такое каркаде? — спросил Готлиб, опять напуская на себя небрежность.

— Отвар из лепестков алтеи, граф. Это освежает кровь и разжижает желчь.

«В чем же здесь подвох?» — подумал Готлиб, а вслух сказал:

— Я не сообщу ничего нового княгине, сказав ей, что французский язык — излюбленное баловство и для северян.

Она кивнула и посмотрела на него взглядом насмешливой чайки. Ладно, значит, поняла, что он обнаружил ловушку. Очевидно, она и не считала его ливонским графом. У него возникло острое ощущение, что они с княгиней играют в кошки-мышки.

— А теперь, — сказала княгиня, — позволим нашему путешественнику обустроиться в его покоях, и, если ему будет угодно, мы вместе перекусим в полдень.

Он встал, фрейлина сделала то же самое и проводила его к двери, ведущей внутрь дома. Там некий человек с хмурым лицом попытался изобразить улыбку и повел его с Альбрехтом в их покои.

19. БАБАДАГСКАЯ ПРОРИЦАТЕЛЬНИЦА

Вскоре после захода солнца, когда рабы княгини Полиболос вытирали его, распаренного в бане, граф Готлиб фон Ренненкампф все еще с отсутствующим видом обдумывал неоднозначные события прошедшего дня. Его заинтриговали уже недомолвки и намеки их первой беседы с княгиней. Обед добавил вопросов. Кроме Готлиба и хозяйки дома присутствовала еще одна сотрапезница, молодая девушка поразительной красоты по имени Даная, не сводившая глаз с чужестранца и оказывавшая ему многочисленные знаки внимания. Она то подливала вина, то предлагала салаты и прочие кушанья и готова была улыбаться, стоило ему открыть рот. Княгиня же, казалось, находила все это вполне естественным.

В конце трапезы Готлиб спросил княгиню, как узнают время в Констанце, поскольку хотел поточнее подвести стрелки на своем хронометре.

— Ночью определяем время по большой клепсидре в прихожей. А днем пользуемся солнечными часами. Погода сейчас прекрасная, так что до захода солнца вам это не составит никакого труда.

— А где эти солнечные часы?

— В апельсиновом саду. После кофе Даная проводит вас туда.

Когда настал момент, девушка повела Готлиба через пространные сады, отделявшие город от моря. По дороге она взяла его за руку. Он предположил, что этот жест продиктован детской ласковостью ее непосредственной натуры. Дойдя до солнечных часов, представлявших собой большой мраморный стол с бронзовой иглой, Готлиб достал свой хронометр и постарался поставить стрелки как можно точнее. Но тут юная Даная подошла к нему еще ближе и, обвив за талию, потянулась к нему губами. Только отшатнувшись от удивления, он избежал поцелуя. Совершенно сбитый с толку, Готлиб отступил на шаг и уставился на девушку, но прочел в ее глазах лишь невинность и любовный порыв — старая уловка обольстительниц. Все бы ничего, но сейчас он был совершенно не расположен к любовным забавам, а тем более в этом саду, где на тропинке в любой момент мог появиться какой-нибудь докучливый свидетель. Так что он улыбнулся как можно любезнее и отодвинулся. Даная коснулась его руки, чтобы привлечь его взгляд.

— Вы играете в опасные игры, мадемуазель Даная, — сказал он ей.

— Это вы меня к ним побуждаете! — воскликнула она.

— Я польщен, но я всего лишь проезжий чужестранец, — сказал он, удивляясь про себя, все ли местные девушки вулканически пылки и безрассудны.

— Нет, вы должны остаться!

Он насторожился, не переставая улыбаться.

— А сейчас, если не возражаете, мы вернемся на виллу, — отрезал Готлиб.

И двинулся по тропинке в обратную сторону.

— Я вам не нравлюсь, — сказала сокрушенно Даная.

— Вовсе нет, мадемуазель, вы прекрасны, как Божий день.

— Но тогда почему вы меня отвергаете? — простонала она.

Вдруг все эти трепыханья влюбленной перепелки распалили Готлиба, и в голову ему закралась мысль схватить девицу за бедра, повалить и овладеть ею с налету. Долгое воздержание вполне его к этому подготовило: на соитие хватило бы нескольких минут, а потом он оттолкнул бы Данаю в кусты и ушел. Но как раз это и означало бы угодить в ловушку, и он сразу вообразил себе ее отчаянные вопли. Кто-нибудь тут же прибежит, быть может, их даже много прячется в зарослях, и одно небо знает, что за этим последует. Так что Готлиб ускорил шаг.

  56  
×
×