Наваждение

Между тем они вышли к водопаду, и Франсуа заговорил с ней о пустячных, милых вещах, которые должны были отвлечь ее от грустных мыслей.

О том, что на западе продолжаются военные действия, он больше не упоминал из боязни растревожить ее еще больше и всеми силами старался обойти скользкую тему. Вместо разговоров о войне он показывал ей разные растения и цветы, называл их индейские названия и рассказывал о том, какими полезными свойствами обладает тот или иной невзрачный стебелек. Под конец он собрал ей целый букет ярких осенних цветов и принес его домой, чтобы поставить в спальне.

Франсуа как раз занимался хозяйственными делами во дворе, когда из кухни, где Сара готовила ужин, донеслись стоны. Франсуа бросился в дом, поняв, в чем дело. Началось! Он надеялся, что все произойдет быстро, потому что у Сары это был седьмой ребенок. Даже Плачущая Ласточка, которая рожала впервые, освободилась от бремени за какой-нибудь час, который, впрочем, показался Франсуа вечностью. За все время, пока он ждал у палатки, куда отвели ее другие индианки. Плачущая Ласточка крикнула только раз, и с тех пор Франсуа пребывал в уверенности, что роды — дело несложное. По сейчас, едва увидев лицо Сары, он понял, что от боли она едва способна говорить.

— Все хорошо, любимая… Я здесь… Сейчас все будет хорошо… — бормотал он, подхватывая ее на руки. На камнях возле очага стоял котел с только что закипевшей водой, а па столе лежали очищенные овощи, но Франсуа уже понял, что сегодня работникам придется обойтись фруктами, если только они не догадаются сами себе что-нибудь сварить.

— Хочешь, я позову кого-нибудь из женщин? — спросил он, неся Сару в спальню и укладывая ее на постель, но она отрицательно покачала головой.

Патрик или Джон могли доскакать до Шелбурна и позвать к ней кого-то из женщин, по Сара знала, что они вряд ли успеют. Кроме того, она давно не верила ни докторам, ни повитухам: они не помогли ей в прошлые разы, и Саре вряд ли стоило надеяться на них сейчас. Ей хотелось, чтобы с ней был один только Франсуа — так ей было бы легче переносить боль.

— Мне… никто… не нужен. Только ты, — прошептала она, кусая губы. Боль накатывала на нее приступами, и она все сильнее впивалась пальцами в руку Франсуа. Ребенок был довольно большим, и Сара знала, что родить ей будет нелегко, хотя это и были ее седьмые роды.

Вопреки всем надеждам Франсуа, схватки растянулись на всю ночь, и он несколько раз порывался послать кого-то из работников в Шелбурн или даже в гарнизон, где был врач, но Сара останавливала его. Она ничего не говорила и почти не кричала — она только стонала, однако смотреть, как ее скручивает боль, было невыносимо тяжело. Франсуа то и дело обтирал ее полотенцем, смоченным холодной водой, но Саре продолжало казаться, будто ее тело охвачено огнем. В какое-то мгновение ей даже показалось, будто сбывается проклятье Эдварда, который пожелал ей вечно гореть в адском пламени, но она отогнала от себя эти мысли и только сильнее сжала руки Франсуа, которых почти не выпускала.

После полуночи схватки стали гораздо сильнее, но ничего не происходило, а Сара уже начала уставать. Каждый раз, когда она испытывала очередной приступ боли, ей хотелось вытолкнуть ребенка, но он никак не появлялся, и Сара была близка к отчаянию. Франсуа тоже пребывал в панической растерянности. Он видел, как мучается Сара, но не знал, что можно для нее сделать и как облегчить ее страдания. Он посоветовал ей кричать, если хочется, но Сара только сжала в зубах свернутое жгутом полотенце, сквозь которое проникали только ее глухие стоны.

— Все будет хорошо, милая, только еще немножечко напрягись! — растерянно бормотал Франсуа. Нахлынувшее на него чувство беспомощности и бессилия было таким острым, что он едва не заплакал.

Сара продолжала прилагать отчаянные усилия, чтобы освободиться от бремени, и Франсуа мог только крепче прижимать ее к себе и молиться, чтобы все закончилось как можно скорее. Он пытался припомнить все, чему его учили индианки, но в голове у него была такая каша, что выудить из нее что-нибудь путное не представлялось возможным.

Неожиданно у него в мозгу как будто сверкнула молния, и он вспомнил, что рассказывала ему Плачущая Ласточка. Не тратя времени даром, он схватил Сару за плечи и стал приподнимать ее так, чтобы она оказалась в сидячем положении, однако это оказалось не так-то легко. Сара не понимала, что он от нее хочет; впрочем, даже если бы она знала, то вряд ли сумела помочь ему, ибо ее сведенные судорогой мускулы утратили гибкость и стали неподатливы.