Американский психопат

Я наклоняюсь над ней и кричу, пытаясь переорать ее вопли:

— Да, кричи, попытайся кричать, кричи…

Я открыл все окна и дверь на балкон, и я стою над ней, и рот у нее открыт, но она уже не кричит, а издает только гортанные хриплые звуки, какие-то даже не человеческие, а животные, которые перемежаются рвотными позывами.

— Кричи, моя сладкая, — говорю я, — кричи. — Я наклоняюсь над ней еще ниже и убираю волосы у нее со лба. — Никому нет дела. Никто тебе не поможет…

Она пытается закричать снова, но теряет сознание и издает только сдавленный стон. Пользуясь ее беспомощным состоянием, я снимаю перчатки, раскрываю ей рот и ножницами вырезаю ее язык. Я без труда достаю его у нее изо рта, и он лежит у меня на ладони, еще теплый и кровоточащий, он кажется меньше, чем когда был у нее во рту, и я швыряю его о стену, он на мгновение прилипает, оставляя на стене алый подтек, и падает на пол с тихим и влажным всхлипом. Изо рта у нее хлещет кровь. И мне приходится держать ей голову, чтобы она не задохнулась. Потом я ебу ее в рот, а когда кончаю и вынимаю член, я снова брызгаю ей в лицо спреем «Mace».

Позже, когда она на короткое время приходит в сознание, я надеваю женскую шляпку, которую мне подарила одна из моих бывших подружек на первом курсе Гарварда.

— Помнишь это? — кричу я, нависая над ней. — И посмотри! — кричу я победно, доставая сигару. — Я по-прежнему курю сигары. Ха! Видишь? Это сигара. — Я прикуриваю, руки у меня все в крови, но они не дрожат, ее лицо — белое до синевы — искажено болью, глаза остекленели от ужаса. Она закрывает их, приоткрывает. Ее жизнь обернулась кошмаром.

— И вот еще что, — кричу я, расхаживая взад-вперед по комнате. — Это не Garrick Anderson. Это костюм от Armani! Giorgio Armani. — Я злорадно умолкаю, а потом наклоняюсь над ней и кричу: — А ты думала, что это Henry Stuart. Господи боже мой. — Я бью ее по лицу и добавляю: — Тупая сука. — Я плюю ей в лицо, но оно все покрыто толстой застывшей коркой «Mace», так что она вряд ли чувствует мой плевок, поэтому я снова брызгаю ее «Mace» и пытаюсь еще раз выебать ее в рот, но не могу кончить и прерываюсь на середине.

ЧЕТВЕРГ

Через некоторое время (на самом деле следующим вечером) мы втроем — Крэйг Макдермотт, Кортни и я — едем в такси в «Nell's» и разговариваем о воде Еviаn. Кортни, в норке от Armani, только что призналась, хихикая, что использует Evian для приготовления кубиков льда, и начинается разговор о минеральной воде. По просьбе Кортни каждый из нас пытается перечислить известные ему марки.

Кортни начинает, при каждом названии загибая один из пальцев.

— Ну, есть Sparcal, Perrier, San Pellegrino, Poland Springs, Calistoga…

Она останавливается, увязнув, и с надеждой смотрит на Макдермотта.

Он вздыхает, потом перечисляет: — Canadian Springs, Canadian Calm, Montclair — тоже канадская, Vittel из Франции, итальянская Crodo…

Он замолкает и задумчиво потирает подбородок, думая об еще одной, потом, как бы с удивлением, объявляет ее. Elan. И хотя кажется, что он вот-вот назовет еще одну, Крэйг впадает в беспросветное молчание.

— Elan? — спрашивает Кортни.

— Это швейцарская вода, — отвечает он.

— А, — произносит она, потом поворачивается ко мне. — Твоя очередь, Патрик.

Я гляжу в окно такси, погруженный в свои мысли, и тишина, вызванная моим молчанием, наполняет меня несказанным ужасом. В оцепенении я монотонно перечисляю:

— Ты забыл Alpenwasser, Down Under, Schat, которая из Ливана, Qubol и Cold Springs…

— Я ее уже называла, — гневно перебивает меня Кортни.

— Нет, — говорю я. — Ты сказала Poland Spring.

— Правда? — бубнит Кортни, дергая Макдермотта за пальто. — Он прав, Крэйг?

— Наверное, — пожимает плечами Макдермотт. — Пожалуй.

— Следует помнить, что надо всегда покупать минеральную воду только в стеклянных бутылках. И не покупать в пластиковых, — зловеще произношу я, а потом жду, когда кто-нибудь из них спросит меня, почему.

— Почему? — в голосе Кортни слышится подлинный интерес.

— Потому что она окисляется, — объясняю я. — Ты же хочешь, что бы она была свежей, без послевкусия.

После долгой паузы, которая скорее приличествовала бы Кортни, Макдермотт, глядя в окно, смущенно признает:

— Он прав.

— Я не понимаю разницы в воде, — бубнит Кортни. Она сидит между мной и Макдермоттом на заднем сиденье. Под норковой шубой на ней костюм из шерстяной саржи от Givenchy, лосины от Calvin Klein и туфли от Warren Susan Edmonds. Чуть раньше, в этой же машине, когда я пощупал норку, только за тем, чтобы определить ее качество, и Кортни, почувствовав это, тихо спросила меня, нет ли у меня мятных таблеток. Я ничего не ответил.