Американский психопат

Вздрагивая, я вытираю свой лоб салфеткой.

— И что это было? — осторожно интересуется Джин.

Я закрываю глаза, три слова срываются с моих губ:

— Смерть… Всем… Яппи.

Она ничего не произносит.

Чтобы нарушить это неуютное молчание, я выдаю все, что мне приходит в голову:

— Ты знала, что первую собаку Теда Банди^[59]] — это была колли — звали Лесси? — Пауза. — Слышала об этом?

Джин смотри на свое блюдо, словно оно смущает ее, потом переводит взгляд на меня.

— А кто такой… Тед Банди?

— Ладно, не будем об этом, — вздыхаю я.

— Послушай, Патрик. Нам надо поговорить, — произносит она. — Или по крайней мере мне с тобой надо поговорить.

… там, где была природа и земля, жизнь и вода, я вижу бесконечный пустынный ландшафт, напоминающий кратер, до такой степени лишенный смысла, света и души, что мозг не способен понять его ни на каком уровне сознания и, если подойти слишком близко, то мозг бунтует, не в состоянии воспринять это. Видение было настолько ясным, правдоподобным и живым, что показалось мне абстрактным. Насколько я мог понять, этим я жил, это двигало мною. Вот география моей действительности: у меня никогда не было и в мыслях, что люди — хорошие, что человек способен измениться, или что мир можно сделать лучше, если получать удовольствие от чувств, взглядов и жестов, от любви и доброты другого человека. Не было ничего положительного, термин «великодушие» ничего не значил, был своего рода избитым анекдотом. Секс — это математика. Индивидуальность больше не имеет значения. Что такое ум? Четкие доводы. Страсть бессмысленна. Мысль не панацея. Правосудие мертво. Страх, взаимные обвинения, симпатии, вина, тщетность, неудача, скорбь — чувства, которых на самом деле не испытываешь. Переживания бессмысленны, мир стал бесчувственным. Единственное постоянство — зло. Бог умер. Любви нельзя доверять. Поверхность, поверхность, поверхность, лишь в ней оказался смысл… такой, огромной и разорванной увидел я цивилизацию…

—… и я не помню, с кем ты разговаривал… это неважно. Важно то, что ты был убедительным, и к тому же… очень мягким и тогда, должно быть, я поняла, что…

Она откладывает ложечку, но я не смотрю на нее. Я слежу за такси, проезжающими по Бродвею, но и они не могут ничему помешать, поскольку Джин говорит:

— Многие люди, похоже, утратили… — она замолкает, нерешительно продолжает, — связь с жизнью, и я не хочу оказаться среди них.

После того, как официант уносит ее блюдо, она добавляет:

— Я не хочу, чтобы жизнь меня… била.

Мне кажется, я киваю. -

Я узнала, что такое одиночество и… мне кажется, я люблю тебя.

Последние слова она проговаривает быстро, через силу.

Почти с суеверием я поворачиваюсь к ней, делаю глоток Evian, потом, не раздумывая, с улыбкой, говорю:

— Я люблю другую.

Словно этот фильм убыстрился, она незамедлительно смеется, быстро отводит, опускает глаза, в смущении:

— Ну тогда, извини… что ж.

— Но… — тихо добавляю я. — Тебе не надо… бояться.

Она вновь смотрит на меня, раздувшись от надежды.

— Кое-что можно сделать, — говорю я. Потом, не зная, зачем я это сказал, я иду на попятный и говорю: — А может, и нет. Я не знаю. Я потратил с тобой столько времени, так что нельзя сказать, что ты мне совсем безразлична.

Она задумчиво кивает.

— Не стоит путать приязнь… со страстью, — предостерегаю я ее. — Это может… навредить. Это может… доставить неприятности.

Она молчит, а я внезапно ощущаю ее печаль, вялую и спокойную, как дневной сон.

— Что ты имеешь в виду? — вспыхнув, коротко спрашивает она.

— Ничего. Просто… я хочу, чтобы ты знала, что… внешность бывает обманчива.

Она смотрит на сложенную Times на столе. Ветерок слегка шевелит газету.

— Почему… ты мне это говоришь?

Почти дотронувшись до ее руки, я тактично останавливаюсь, и говорю ей: — Просто чтобы избежать ошибок в будущем.

Мимо проходит симпатичная девка. Я смотрю на нее, потом снова перевожу взгляд на Джин.

— Ой, да ладно тебе. Уж тебе-то нечего стыдиться.

— Я не стыжусь, — говорит она, пытаясь казаться небрежной. — Мне просто хочется знать, не разочаровался ли ты во мне из-за этого признания?

Ну как ей дать понять, что я ни в чем не могу разочароваться, поскольку нет ничего такого, чего бы я ожидал?

— Ты ведь не знаешь меня как следует, правда? — подзуживаю я.

— Знаю достаточно, — заявляет она, ее первая реакция, но потом качает головой. — Ох, хватит об этом. Я ошиблась. Прости меня. — В следующее мгновение она передумывает. — Мне хотелось бы узнать тебя получше, — серьезно говорит она.

---

59 Ted Bundy — американский террорист