Маска Локи

— Я такая глупая девушка, — улыбка. — Я испугалась, Том. Испугалась твоих снов. Они были такие… такие странные и завораживающие. Я была нужна тебе именно из-за них, и все, что я о них думала — это то, что ты ускользаешь куда-то, куда я не могу последовать за тобой. Я прекратила наши отношения, но мир оказался без тебя пуст и холоден.

Она говорила это, она наклонив голову вперед. Это скрывало ее глаза. Гарден вспомнил, что Сэнди не могла солгать ему, глядя в глаза. Любую ложь, от «В химчистке нечаянно испортили твой ужасный желтый пиджак» до «Я не знаю, что случилось с „Ролексом“, что подарила тебе миссис Вимс». Сэнди всегда лгала ему, наклонив голову и рассматривая свои туфли. Она поднимала глаза только тогда, когда думала, что он поверил ей.

— Что ты хочешь, Сэнди? — мягко спросил он.

— Быть с тобой. Делить с тобой все. — Она глянула на него, но ее глаза были скрыты тенью век от падающего сверху света. Казалось, они вспыхивали каким-то тайным триумфом.

— Хорошо — сказал он. — Хочешь есть?

— Да.

— Я знаю место, где завтракают ловцы крабов перед выходом в море. Там можно получить приличный кофе и блюдо бисквитов.

— Покорми меня, Том.

Она подошла к нему в кольце света. Руки ее, с длинными, тонкими пальцами и красивыми ногтями, покрытыми рубиновым лаком, обняли его. Ее тело прильнуло к нему. Кончик языка раздвинул его губы в поцелуе. Как всегда.

СУРА 2. ДУХИ ПУСТЫНИ

И старые, и юные умрут

Чредой уйдут, побыв недолго тут

Нам этот мир дается не навеки,

Уйдем и мы, и те, кто вслед придут

Омар Хайям

Старик ухватил уголек корня терновника при помощи стальными щипцами и прикоснулся им к куску смолы в своей чаше. Смола задымилась. Он быстро направил едкий дым, через смесь воды и вина в кальян, чтобы очистить его, и только потом вдохнул его.

Стены комнаты стремительно понеслись ему навстречу, словно внезапный конец долгого падения. Дым успокоил боль в суставах и пульсацию в старых шрамах, он поплыл на своих подушках, не чувствуя тела. Усмешка кривила его губы, пока они не сложились буквой «О». Его глаза закрылись.

Золотые гурии, одетые в дым, гладили холодными пальцами его лоб и бороду. Другие массировали его конечности и расслабленный живот.

Где-то струились фонтаны, разговаривая с Шейхом Синаном звонкими голосами. Голоса шептали ему о фруктах размером с его кулак и спелых, как грудь девушки. Колыхались широкие листья, навевая прохладу и грезы о ласках. Сок этих фруктов…

Холодный ветер коснулся лица Старика, осушив пленку пота. Колыхнулся закрывающий вход ковер, чьи-то пальцы сжали гладкую ткань на его груди, дернули за белые волосы.

— Проснись, Старик!

Веки Шейха Рашида эд-Дина Синана распахнулись.

Черные глаза юного Хасана уставились на него. Он был самым молодым из хашишиинов, совсем недавно прошедшим обряд посвящения. Но он уже успел завоевать авторитет и напрямую разговаривал с самим Синаном — Главой Общины. Словно само его имя — Хасан — такое же, как у Хасана ас-Сабаха, давно умершего основателя Общины ассасинов — давало ему такое право, на которое он не мог претендовать ни по возрасту, ни по положению.

— Что тебе нужно? — спросил Синан дрожащим голосом.

— Я хочу, чтобы ты пробудился во всеоружии своей мудрости.

— Зачем? Что случилось?

— Христиане у ворот.

— Много христиан? И ты разбудил меня только из-за этого?

— Похоже, они не собираются убираться. Они стали лагерем будто для осады.

— Они опять надоедают своими требованиями?

— Как обычно: чтобы мы вышли и сражались.

— Тогда зачем же ты разбудил меня?

— С ними тамплиеры.

— А! Под предводительством брата Жерара, ты полагаешь?

— Нет — насколько я мог видеть.

— Так значит ты смотрел только со стен.

— Это правда, молодой человек был близок к замешательству.

Голос шейха Синана приобрел твердость.

— Иди и посмотри вблизи и лишь потом зови меня из Тайного Сада.

— Да, мой господин Синан, Хасан слегка поклонился один раз и вышел.

Бертран дю Шамбор начал подозревать, что его обманули.

На третье утро осады Аламута он стоял перед своим шатром. Красные лучи восходящего солнца показались в расселине горы за шатром и осветили усеченный утес, возвышающийся перед ним. Свет окрасил серые камни в цвета осенних листьев, которыми полны в это время года долины Орлеана. Утес незаметно переходил в крепостные стены. Только очень острый глаз мог заметить, где желобки покрытого эрозией камня переходят в штриховку каменной кладки.