Маска Локи

Наконец, он подумал, что электроника шалит от влаги и химикатов, проникших в схему. Но на следующее утро он пришел в бассейн пораньше, перетащил бар с пианино на кафельный борт и вскрыл клавонику. Все платы были в первозданном виде. Он проверил схему своим мультиметром — никаких изменений, за исключением того, что блок трубы явно воспроизводил резкие перепады саксофона, а виолончель генерировала звучание современных струнных.

В итоге он вынужден был признать тот факт, что инструмент отзывался на его усилия так, как не способно было ни одно пианино со своими деревянными панелями, стальными струнами и молоточками. Каким-то образом Том Гарден воздействовал на изменения в электронной схеме клавоники.

Вокруг не было никого, кому можно было бы рассказать об этом чуде. Тому не приходило в голову пригласить Сэнди в бассейн, а она об этом не просила. Что касается Тиффани и Белинды, то им было не до музыки, выбраться бы живыми из ночного праздника вседозволенности.

В бассейне происходили и другие необъяснимые события.

На вторую ночь Гарден обнаружил в донышке своего стакана оранжевое пятно в толще стекла. Был ли это тот самый стакан, что Сэнди дала ему в гостинице? Трудно было сказать наверняка. Могло быть и так, даже скорее всего. Струйка окрашенного стекла была той же самой формы и оттенка.

Кто приносил ему содовую в ту ночь — Тиффани или Белинда? Кажется, Тиффани… Но они с Сэнди определенно не знакомы.

Мог ли кто-то подсунуть стакан в бар на пианино, в надежде, что он попадет к Гардену? Вряд ли, ведь не меньше сотни таких стаканов в течение ночи ходило здесь по рукам, не считая тех, что вылавливали потом в глубоком конце бассейна. Кроме того, как пианист, Том оказывался первым или вторым клиентом бара. И старался не расставаться потом со своим стаканом, наполнял его, не отходя от рабочего места.

Не прерывая игры, Гарден высвободил одну руку и взял стакан. Повторилось уже знакомое ощущение, словно какой-то разряд или покалывание прошло через все тело. Впечатление было ослаблено водой, движением тел вокруг и отсутствием эффекта неожиданности. Но покалывание все же дошло до самых кончиков пальцев ног.

Он отхлебнул содовой со льдом и поставил стакан обратно на пюпитр. Рука нащупала клавиши и подключилась к ритму.

Хорошо, когда тебя любят.

Или по крайней мере присматривают за тобой.

Элиза: Доброе утро. Это Элиза…

Гарден: Здравствуй, куколка. Двести двенадцать, пожалуйста. Это Том Гарден.

Элиза: Привет, Том. Где ты находишься?

Гарден: Все еще в Атлантик Сити.

Элиза: Судя по голосу, ты немного успокоился.

Гарден: Может быть. Не знаю.

Элиза: Как работа, привык?

Гарден: Ко всему можно привыкнуть.

Элиза: По-прежнему видишь сны?

Гарден: Да.

Элиза: Расскажи мне о своих снах, Том.

Гарден: Последний был дурной. Не то чтобы какой-нибудь ужастик, а по-настоящему пугающий. Кошмар.

Элиза: Опиши, пожалуйста.

Гарден: Это всего-навсего сон. Я думал вы, киберпсихиатры, не занимаетесь фрейдистским анализом. Так почему…

Элиза: Ты сам сказал, что люди пытались проникнуть в твой разум. Это могут быть не совсем сны, особенно если они возникают и во время бодрствования.

Гарден: Но они повторяются и ночью тоже.

Элиза: Разумеется, остаточный опыт. У тебя когда-нибудь бывало deja vu?

Гарден: Конечно, у каждого бывает.

Элиза: Это чувство узнаваемости на самом деле — химическая ошибка мозга. Разум моментально интерпретирует новый опыт так, будто он уже хранится в памяти. Ведь через мозг волнами проходят триллионы синапсов, и вполне вероятно, что некоторые из них, определенный процент, окажутся ошибочными.

Гарден: Какое отношение это имеет к моим снам?

Элиза: Сны, deja vu, галлюцинации, ясновидение — все это узорная пелена, которой рассеянный ум пытается смягчить непредвиденность опыта. То, что ты на самом деле однажды видел, скорее вспомнится тебе наяву, чем приснится.

Гарден: Но эти сны нереальны! Это jamais vu, никогда не виденное.

Элиза: Реальность, как говорил мой первый программист, это многоцветное покрывало. Тысяча синапсов образуют почти случайный узор — вот что такое реальность.

Гарден: …Почти случайный?

Элиза: Расскажи мне о своем сне, Том. О последнем сне.

Гарден: Ну, хорошо… Знаешь, он начался с другого события. Будто я играю в солдатском клубе, перед пилотами Воздушной Кавалерии, которые во время войны принимали участие в боевых действиях в Сан Луисе и Свободном Штате Рио Гранде. Я импровизировал на тему одной из их маршевых песен — наполовину английской, наполовину испанской — о втором взятии Аламо. Внезапно между двумя клавишами я увидел металлический проблеск. Это был блеск шпаги, разрезающей воздух.