Маска Локи

Она водила лезвие вперед и назад, лениво выписывая в воздухе восьмерку.

Он ждал.

Она скрестила руки на уровне груди и — да — нож теперь был в левой руке.

Он безучастно ждал, держа всю ее в поле зрения.

Она выкинула правое бедро и правую руку по направлению к нему, перебросила лезвие вниз в левую руку острием наружу, крутнулась в пируэте, откинув руку назад, чтобы распороть лезвием горло.

Клинок располагался под таким углом, что любой перехват глубоко поранил бы Тома. Единственным решением было войти внутрь ее движения. Он протанцевал с ней в пируэте как партнер в танго, положив руку ей на предплечье и направляя ее размах в обход своего тела и назад. Когда рука была максимально вытянута, он сломал ее локтем, как молотком.

Сэнди взвыла.

Он снова поднял локоть и обрушил ей на затылок.

Она рухнула на ковер и замерла, все еще сжимая ручку ножа. Он выдернул нож из судорожно сжатых пальцев и отбросил его в дальний угол комнаты.

Гарден задумался.

Он мог убить ее на месте — поднять нож и перерезать спинной мозг у третьего позвонка, пока она еще беспомощна, — и это, возможно, разом прекратит весь кошмар его жизни. Но последняя ниточка привязанности и остатки благоговения, которое он испытал когда-то перед ее физической красотой, остановили его руку. Пусть кто-нибудь другой возьмет ее жизнь. Он не мог.

Можно было просто выйти из комнаты и затеряться среди низших слоев общества Босваша. Но для этого ему нужна была фора — время, несколько большее, чем те несколько минут, в течение которых она придет в себя и отправится по его следам. Надо было хотя бы связать ее и заткнуть рот. Другого выбора, пожалуй, не было.

Связать — но чем? Для начала ее же ремнем. Полотенцами в ванной. Простынями.

Он перевернул тело Сэнди и расстегнул пряжку ее широкого кожаного ремня. Когда он вытягивал ремень, из-за корсажа ее брюк выпала узкая черная коробочка, похожая на школьный пенал. Это было то самое «оружие», которое она взяла с тела мертвого тамплиера. Он засунул коробку в задний карман.

Теперь оставалось найти крепкую вертикальную стойку, к которой ее можно было бы привязать. Столы и стулья, легкие и подвижные, не годились.

Ванная предлагала минимум удобств: старомодные раздельные раковина и унитаз вместо современного гидравлического биокомплекса. Раковина далеко выдавалась из стены, сверху торчали трубы питьевой и технической воды, в внизу проходила большая сушка. Она-то и продержит Сэнди час или два.

Он перетащил ее тело в ванную, уложил лицом вниз на кафельный пол и пропустил ремень вокруг шеи. Потом он пристегнул ремень к сушке, затянув его так, что голова Сэнди приподнялась к трубе. Ремень был достаточно широким, чтобы она на задохнулась, хотя дышать ей придется еле-еле, и вообще шевелиться будет довольно трудно, покуда ее кто-нибудь не развяжет.

Гарден разорвал на полоски простыню с кровати и связал Сэнди запястья и локти сзади, как рождественской индейке. Конечно, висеть так с раненой челюстью будет мучительно, но мысль о ее страданиях мало волновала его. Он как раз обвязывал ей ноги банным полотенцем, когда она очнулась.

— 'То ты де'аешь, Том?

— Хочу убедиться, что ты больше не увяжешься за мной.

— Ты до'жен у'ить ме'я.

— Не могу.

— Поче'у? Я те'я у'ива'а. М'ого 'аз.

— Что?

Сэнди попыталась повернуть голову, чтобы взглянуть на него. Лицо сморщилось от боли — ремень впился в распухшую плоть под челюстью. Голова снова повисла.

— Кто, до'аешь был тем ст'елком?

— Каким стрелком? Что ты несешь?

— В па'атке пасто'а, там, в А'кан'асе?

— Это было… больше ста пятидесяти лет назад.

— Бо'ше, чем ты до'аешь, Том. Я м'ого ста'ше.

— Я тебе никогда не рассказывал об этих снах.

— И не на'о. Я там бы'а.

— Как?.. Что?..

— 'азвя'и меня. Я те'е 'асска'у.

Гарден взвесил предложение и решительно отверг его. Сколько процентов Шахерезады содержится в каждой женщине? Она будет рассказывать ему сказки, пока не придут ее бешеные помощнички, схватят его и освободят ее.

— Как-нибудь в другой раз, Сэнди, — он закончил связывать ей ноги. Потом он взял полотенце для рук и начал скручивать его жгутом.

Она смотрела на него с ненавистью и нескрываемой угрозой.

— Мне придется заткнуть тебе рот. Я знаю, у тебя несколько зубов выбито, мне жаль причинять тебе боль.

— Не вол'уйся, — промычала она, все еще следя за ним глазами. — За м'ой п'идут. — Полузадушенный смех отнял почти все ее дыхание. На мгновение ему показалось, что она агонизирует, но он все же не ослабил путы.