Неожиданный роман

— Не стоит этого делать, мама, — серьезно сказал он, глядя на ее заплаканное лицо. У него в глазах тоже стояли слезы, а нижняя губа дрожала как у маленького, но взгляд был совсем взрослым, а голос — уверенным и… властным.

— Почему? — спросила она, и Питер протянул вперед руки и прижал ее к себе. Повзрослев сразу на несколько лет в день, когда не стало его отца, он был теперь не только ее сыном, но и другом. Лиз все чаще обращалась к нему за поддержкой и советом.

— Я все еще очень сильно скучаю по нему, — честно призналась она, и Питер кивнул.

— Я знаю. Но если ты будешь ходить сюда и плакать, этим ты ничего не изменишь. Слезами горю не поможешь, только сделаешь хуже себе. И нам тоже, — добавил он, решив, что так действие его слов будет сильнее. — Еще недавно, — признался он после небольшой паузы, — я сам приходил сюда, чтобы делать то же, что ты сейчас, но потом мне всегда бывало так плохо, что я перестал. Мне кажется, разумнее всего было бы собрать папины вещи и убрать куда-нибудь. В подвал, например. Или в гараж. Если хочешь, я тебе помогу, — тут же предложил он.

— Твоя бабушка тоже так говорит, — печально кивнула Лиз. — Но я не хочу. Не хочу и не могу!

— Тогда не надо, — неожиданно согласился Питер. — Не будем спешить. Когда ты будешь готова, ты сама скажешь.

— Что, если я никогда не буду готова?

— Будешь. И я уверен — когда такой момент настанет, ты это сразу поймешь.

Лиз медленно высвободилась из его объятий и, поглядев на Питера снизу вверх, медленно улыбнулась.

Боль отступила, и ей стало намного легче — быть может, от того, что ее собственный сын оказался таким взрослым и мудрым.

— Я люблю тебя, мама.

— Я тоже люблю тебя, дорогой. Спасибо, что поддержал меня и остальных.

Питер кивнул, и они вернулись в комнату. Лиз посмотрела на брошенный на кровать «дипломат» с бумагами, но работать не хотелось. Питер был прав: после того, как она вспоминала Джека, трогала его костюмы и вдыхала запах его одеколона, ей действительно становилось хуже, хотя в первые минуты она и получала некоторое облегчение. Но потом все начиналось сначала. Снова наваливались тоска, одиночество, боль, которые были намного сильнее, чем раньше. Питер первым открыл это; именно поэтому он перестал заглядывать в кладовку в поисках утешения.

— Почему бы тебе не устроить себе небольшой праздник? — спросил Питер. — Скажем, просто принять ванну, посмотреть кино по телику или сделать что-то в этом роде?

— Мне нужно работать, — виновато сказала Лиз.

— Работа не убежит, — мудро заметил он. — Если бы папа был жив, он бы обязательно сводил тебя в ресторан или еще куда-нибудь. Даже он не работал каждый вечер, как работаешь ты.

— Возможно, но все-таки он работал достаточно много. Больше, чем я, во всяком случае, тогда.

— Но ты все равно не можешь быть собой и им одновременно и выполнять все, что вы делали вдвоем.

Одному человеку это не под силу. К тому же ты — это ты, и будет лучше, если ты это, гм-м… останешься собой.

— Ума не приложу, когда ты успел стать таким взрослым! — улыбнулась Лиз, но они оба, конечно, знали ответ. Питер вырос и возмужал в одно рождественское утро примерно шесть месяцев назад. Ему пришлось сделать это быстро, чтобы помочь матери, брату и сестрам. Даже девочки при всем их легкомыслии изрядно повзрослели за прошедшие шесть месяцев; Меган делала первые, неуклюжие пока попытки помогать матери.

Лиз знала, что, пока ее дочери будут в лагере, ей будет их не хватать. Но, с другой стороны, они заслуживали того, чтобы немного отдохнуть и отвлечься после всего, что им пришлось пережить. Им всем не помешала бы смена обстановки.

В конце концов Питер ушел к себе, а Лиз села на кровать и разложила на покрывале бумаги. Она уже привыкла работать допоздна — главным образом потому, что ложиться спать ей все еще было тяжело. Каждый раз, лежа в темноте без сна, Лиз начинала одну и ту же битву с воспоминаниями, в которой до сих пор не научилась выигрывать.

В час ночи, когда Питер давно уже спал, она наконец погасила свет, а заснула где-то в начале третьего, чтобы в семь быть уже на ногах. Она отвезла Джеми в лагерь, потом отправилась на работу, разобрала бумаги, сделала около дюжины телефонных звонков, продиктовала несколько писем и в половине шестого вечера опять была дома.

Все повторилось еще раз. Стоя на заднем дворе с секундомером в руках, Лиз засекала время, за которое Джеми успевал пробежать заранее отмеренный стоярдовый отрезок дорожки, и думала о том, насколько приятно ее времяпрепровождение. Дети, работа, работа, дети, короткий сон — и снова все сначала. На данном этапе ее жизни ничего, кроме этого, у нее не было, но ничего другого Лиз и не хотела.