Пульс

Интересно, подумал я, в ногах у нее тоже нарушено кровообращение? Тогда выход один — спать в носках. Какие для этой цели лучше? Большие, ворсистые — к примеру, спортивные носки бывшего бойфренда, которые утром будут болтаться у нее вокруг щиколоток? Или же аккуратные женские? В каком-то рекламном приложении были яркие носки с пальцами. Уже не помню, что мне в них увиделось: непритязательность, комизм или легкая эротичность.

Что же еще? Может, она катается на горных лыжах и надевает дутые перчатки в комплекте с дутой курткой? Разумеется, есть у нее и хозяйственные перчатки, как у всех женщин. Причем все — одинаковых, вызывающе неубедительных расцветок: желтые, розовые, салатные, голубые. Только извращенец мог бы счесть хозяйственные перчатки эротичными. Почему бы не выпускать их в экзотической гамме: пурпурные, ультрамариновые, махагоновые, в полоску, в шотландскую клетку — я бы не возражал.

* * *

Никто не говорит: «Пощупайте этот кусок пармезана», верно? Разве что производители сыра пармезан.

Если мне случается оказаться в лифте одному, я легонько провожу пальцем по кнопкам. Так, чтобы не нажать на другой этаж, а просто чтобы почувствовать брайлевские выпуклости. И поразмышлять, каково читать брайль.

Чуть поранишь наименее важный из пальцев — и вся рука страдает. Простейшие действия — натянуть носок, застегнуть пуговицу, переключить скорость — превращаются в проблему, становятся неловкими. Рука не влезает в перчатку, при мытье требует осторожности, даже во сне ее не подложить под щеку — и так далее.

А представьте, каково со сломанной рукой заниматься сексом.

Меня охватила внезапная, жгучая мысль: только бы с нею никогда не приключилось ничего плохого.

Как-то в поезде видел я одного пассажира. Было мне тогда лет одиннадцать-двенадцать. В купе я оказался один. Он шел по коридору, заглянул ко мне, убедился, что купе занято, и двинулся дальше. Я успел заметить, что его рука, прижатая к боку, оканчивалась крюком. В ту пору мне в голову пришли только пираты и злодеи; долгое время спустя — ограниченные возможности; еще позже — фантомные боли.

Наши пальцы должны действовать заодно, органы чувств — тоже. Они важны и сами по себе, и как пред-чувствия чего-то другого. Мы ощупываем фрукты, проверяя их спелость; надавливаем на кусок мяса, проверяя его готовность. Наши органы чувств объединяются для оптимального достижения цели; как я говорю, они готовы к соучастию.

* * *

В тот вечер ее волосы были подняты вверх, схвачены парой черепаховых гребней и скреплены золотой заколкой. Они были не такими черными, как ее глаза, но чернее льняного жакета, который слегка выцвел и помялся. Мы сидели в китайском ресторане, и официанты проявляли к ней особое почтение. Наверное, прической она смахивала на китаянку; но, скорее, они понимали, что важнее угодить ей, чем мне, — угодишь ей, угодишь и мне. Она попросила меня сделать заказ, и я не стал ничего изобретать. Морские водоросли, весенние роллы, зеленая фасоль под соусом из желтой фасоли, утка с хрустящей корочкой, тушеные баклажаны, отварной белый рис. Бутылка «Гевурцтраминера» и питьевая вода.

В тот вечер мои органы чувств обострились до предела. Встретив ее у машины, я отметил тонкий цветочный аромат, но его вскоре заглушили ресторанные запахи — мимо нашего стола проплыло блюдо поблескивающих жареных ребрышек. Когда принесли наш заказ, это оказалось знакомое состязание вкуса и текстуры. Бумажная тонкость нарубленной зелени, именуемой морскими водорослями; хрусткая фасоль под своим обжигающим соусом; атласный сливовый соус, приправленный нотками зеленого лука, плотные нашинкованные лоскутки утиной грудки, завернутые в прозрачно-пергаментную лепешку.

Фоновая музыка представляла собой менее резкий контраст текстур: легкой китайской и ненавязчивой западной. Она была практически незаметна, если не считать набивших оскомину мелодий из фильмов. Я сказал, что если начнут крутить тему Лары из «Доктора Живаго», нам нужно будет через суд потребовать компенсации за навязывание услуг. Она спросила, действительно ли закон дает защиту от навязывания услуг. Я пустился в объяснения — возможно, излишне пространные, а потом разговор перешел на область пересечения наших профессиональных интересов: как юриспруденция соотносится с медициной, а медицина — с юриспруденцией. Слово за слово — мы перешли к теме табакокурения, и тут, если бы не запрет на курение в общественных местах, каждый из нас с удовольствием сделал бы пару затяжек. По обоюдному мнению — между основным блюдом и десертом. Мы дружно объявили, что вообще-то всерьез не курим, и каждый был склонен поверить. После этого с некоторой осторожностью мы стали вспоминать свои детские годы. Я спросил, в каком возрасте она заметила, что у нее на холоде желтеют кончики пальцев, и много ли у нее перчаток, — почему-то она от этого развеселилась. Наверное, я попал в точку относительно ее гардероба. На языке уже вертелся вопрос о том, какая пара самая любимая, но она могла это превратно истолковать.