Артур и Джордж

— Думаю, что во всей тюрьме я последний, кто попытался бы бежать.

— Я это уже слышал, — возразил начальник. — Да, я уже слышал прежде абсолютно все. — Он взглянул на дело Джорджа. — Религия. Англиканская церковь, сказано тут.

— Да, мой отец…

— Сменить ее вы не можете.

Джордж не понял.

— У меня нет никакого желания менять религию.

— Очень хорошо. Но в любом случае сменить ее вы не можете. Не думайте, что вам удастся провести капеллана. Напрасная трата времени. Отбывайте свой срок и выполняйте правила.

— Таким всегда было мое намерение.

— Следовательно, вы либо разумнее, либо глупее большинства.

На этих загадочных словах начальник сделал знак, чтобы Джорджа увели.

Камера у него была меньше, чем льюисская, но превосходила ее убогостью, хотя надзиратель, служивший прежде в армии, и заверил его, что она много лучше казармы. Сказал ли он правду или это было не поддающимся проверке утешением, Джордж узнать не мог. Впервые за тюремную карьеру у него сняли отпечатки пальцев. Он страшился минуты, когда врач определит, к какому физическому труду он способен. Все знали, что отправленные в Портленд получают в руки кирку, чтобы ломать камень в карьере, причем, без сомнения, учитывались и ножные кандалы. Однако его тревога оказалась необоснованной: лишь небольшой процент заключенных работал в карьерах, а звездных туда вообще не посылали. Далее, зрение Джорджа обеспечило признание его годным только для легкой работы. Врач также счел, что подниматься и спускаться по лестнице для него небезопасно, а потому его поместили в отделение № 1 на первом этаже.

Работал он у себя в камере. Готовил копру для набивки матрасов и волосы для набивки подушек. Копру сначала требовалось расчесать на доске, а затем расщипывать в ниточки: только так, сказали ему, она подойдет для мягчайших постелей. Никаких доказательств этому утверждению представлено не было. Джордж ни разу не увидел дальнейшую стадию процесса, а его собственный матрас, безусловно, не был набит тончайше расщепленной копрой.

В середине его первой недели в Портленде его посетил капеллан. Его благодушная манера внушала мысль, что встретились они в ризнице в Грейт-Уайрли, а не в собачьей конуре с вентиляционной дырой, прорезанной внизу двери.

— Привыкаете? — осведомился он бодро.

— Начальник тюрьмы словно бы воображает, будто я только и думаю, что о побеге.

— Да-да, он это каждому говорит. По-моему (строго между нами двумя), побеги время от времени его радуют. Черный флаг поднят, пушка бухает, из казармы опрометью выскакивают стражники. Игру эту он всегда выигрывает, что ему тоже по вкусу. Никто никогда не сбегает с мыса. Не стражники, так законопослушные граждане схватят. За поимку беглеца положена награда в пять фунтов, а потому нет побуждения отвернуться. Затем пребывание в душилке и потеря права на досрочное освобождение. Так что смысла нет никакого.

— И еще начальник сказал, что мне не разрешается сменить религию.

— Совершенно верно.

— Но почему у меня может возникнуть такое желание?

— А! Вы же звездный. Еще не знаете всей подноготной. Видите ли, в Портленде содержатся только протестанты и католики. В соотношении примерно шесть к одному. Но ни единого иудея. Будь вы иудеем, вас отправили бы в Паркхерст.

— Но я не иудей, — сказал Джордж с несколько педантичным упрямством.

— Нет. Разумеется, нет. Но будь вы опытным рецидивистом — «обычным» — и реши вы, что Паркхерст посимпатичнее Портленда, вы могли бы в этом году быть выпущены на свободу ярым приверженцем англиканской церкви, однако к тому времени, когда полиция вас снова схватила бы, вы успели бы решить, что вы иудей. Тогда бы вас отправили в Паркхерст. Вот и ввели правило, запрещающее вам менять веру на протяжении отбытия срока. Иначе заключенные каждые шесть месяцев меняли бы веры просто от нечего делать.

— Раввина в Пархерсте, видимо, подстерегают всякие сюрпризы.

Капеллан засмеялся.

— Странно, как преступная жизнь может превратить человека в иудея.

Джордж затем обнаружил, что в Паркхерст отправляют не только иудеев; калеки и те, у кого не все ладно было на чердаке, также сплавлялись туда. Сменить религию в Портленде вы не могли, но стоило вам получить физическую или умственную травму, и вы обретали надежду на перевод. Поговаривали, что некоторые заключенные нарочно всаживали кирку себе в ступню или притворялись, будто на чердаке у них не все ладно — завывали, как псы, или клочьями рвали на себе волосы, — лишь бы добиться перевода. Многие из них оказывались в душилке, получив за свои усилия несколько дней на хлебе и воде.