40  

— Мама навсегда останется нашей мамой. — Ничего другого она не могла придумать в ответ, и все ее поняли, кроме Фанни.

— Но ее же с нами нет. А ты сказала, что будешь о нас заботиться. — Фанни готова была заплакать, и Эдвина поспешила ее утешить:

— Конечно, я буду о вас заботиться. — Она посадила малышку на колени и взглянула на Алексис, которая съежилась в уголке и смотрела в пол, стараясь не слушать их разговора. — Я попробую делать все, как мама. Но она все равно останется нашей мамой, несмотря ни на что. Я никогда не смогу ее заменить, как бы я ни старалась. — Да она и не захотела бы занять мамино место.

— А-а, — закивала Фанни, наконец удовлетворенная ответом, и решила выяснить еще одну очень важную вещь:

— А ты будешь спать со мной рядом каждую ночь?

Эдвина только улыбнулась.

— Твоя кроватка сломается. Тебе не кажется, что я для нее великовата? — Фанни спала в красивой маленькой кроватке, которую папа сам сделал много лет назад для Эдвины. — Вот что я тебе скажу: ты можешь приходить ко мне в постель, когда захочешь. Согласна? — Эдвина увидела, что на нее печально смотрит Алексис: она каждый раз болезненно реагировала на слова о том, что мамы больше нет. — И ты тоже, Алексис, можешь иногда спать у меня.

— А я? — шутливо протянул Джордж, дернув за нос Фанни, и протянул Алексис леденец. Эдвина опять удивилась, как он изменился за две недели.

Чем ближе они подъезжали к Сан-Франциско, тем больше волновались. Очень тяжело входить в дом, где их никто не встретит. Они все думали об этом ночью в поезде, но никто не произнес ни слова.

Эдвина встала в шесть утра, не проспав и двух часов, умылась и надела одно из самых изящных черных платьев. Они должны приехать около восьми, за окнами уже проплывал знакомый пейзаж. Она подняла малышей и постучала в дверь соседнего купе, где спали Филип и Джордж.

В семь они уже завтракали в вагоне-ресторане. Мальчики с аппетитом уплетали все, что им предложили, а Алексис неохотно ковыряла яичницу, пока Эдвина помогала справиться с завтраком Фанни и Тедди.

Когда они вернулись в купе, помыли руки и привели себя в порядок, поезд медленно подъехал к станции. Эдвина проверила, как выглядят братья и сестры, поправила бантики у Фанни и Алексис. Она не знала, придут ли их встречать, но понимала, что они могут стать объектом внимания для любопытных и репортеров. Их фотографии наверняка попадут в папину газету. Эдвина глубоко вздохнула и посмотрела на детей. Ни слова не было сказано, но все ощущали острую боль оттого, что они опять дома. Они вернулись сильно изменившиеся, но по-прежнему близкие друг другу.

Глава 9

Весна была в разгаре, все кругом цвело, когда они сошли с поезда в родном городе. Почему-то Эдвине казалось, что город будет таким же, как в день отъезда, но все изменилось. Изменилось, как их собственная жизнь.

Эдвина уезжала из дома счастливой беззаботной девчонкой. С ними ехал Чарльз, и они всю дорогу болтали о будущей жизни, о свадебном путешествии и даже о том, сколько детей они хотят завести.

Но сейчас все стало другим, и сама Эдвина тоже. На ней было черное платье, делавшее ее выше, тоньше и гораздо старше. Лицо ее закрывала вуаль, спускавшаяся со строгой черной шляпки, купленной в Нью-Йорке.

Когда она вышла из вагона и огляделась, то сразу, как и предполагала, увидела репортеров из папиной и других газет. На секунду ей показалось, что сюда сбежалось полгорода. Вперед выскочил фотограф и засверкал вспышкой. Эдвина отвернулась, стараясь не обращать внимания на любопытную толпу и журналистов. Она помогла спуститься на платформу детям, Филип держал Алексис и Фанни, а Эдвина несла Тедди, пока Джордж искал носильщика. Они были дома и, несмотря на толпу чужих людей, чувствовали себя здесь в безопасности.

В то время как Эдвина возилась с багажом, к ней подошел какой-то человек, и она узнала поверенного отца — Бена Джонса. Он много лет дружил с ее отцом, они были ровесниками и двадцать пять лет назад делили комнату в Гарварде. Бен был высоким привлекательным мужчиной с седыми волосами. Он знал Эдвину еще крошечной девочкой, перед отъездом в Европу видел счастливую очаровательную девушку, но теперь перед ним стояла очень грустная молодая женщина, в глазах которой застыли мука и боль.

Он раздвигал толпу, пробираясь к Эдвине, и люди безропотно уступали ему дорогу.

— Здравствуй, Эдвина, — с трудом сдерживая подступившие слезы, приветствовал ее Бен. — Мне так жаль… — быстро проговорил он, боясь заплакать.

  40  
×
×