76  

— Я хочу поговорить с вами, молодые люди, откровенно, — начала она. Донаван буркнул: «О господи!» и, бросившись на маленький диванчик, схватил журнал мод. — Нет, Донни, тебя это тоже касается, так что ты, пожалуйста, слушай. Ну-с, вы оба должны понять, что вы еще очень молоды и…

Она помедлила, нерешительно посмотрела на них и вынула сигарету из черепахового портсигара. Медленно раскурила; взрыв злости, побудивший ее сказать все это, по-видимому, уже прошел.

Марта присела на диванчике у ног Донавана и попыталась улыбнуться.

— Я не знаю, что тут говорила мама, — сказала она, — но мне кажется, вы делаете преждевременные выводы.

— Да, да, — нетерпеливо прервала девушку миссис Андерсон, хотя в голосе ее и слышалось облегчение. — Вы, наверно, думаете сейчас: вот бестактная старушенция… — Она рассмеялась и игриво взглянула на Донавана, холодно смотревшего на нее. — Но мне кажется, что ваша матушка, пожалуй… как бы это сказать… — Она запнулась и вздохнула. — О господи, — продолжала миссис Андерсон и беспомощным жестом прижала пальцы к вискам. — Я так устала, и так зла, и… — Она вдруг поднялась, подошла к Марте и поцеловала ее, но Марта с большой неохотой дала себя обнять. — М-м, должна признаться, я, кажется, ошиблась, — пробормотала она и умоляюще посмотрела на молодых людей.

— Думаю, что да, дорогая мама, — ледяным тоном сказал Донаван и, отбросив журнал мод, выпрямился. — Ты и представить себе не можешь, до чего у нас с Мэтти платонические отношения. Поэтому очень жаль, что у двух старушек появились такие грязные мысли.

— Донни! — еле выговорила миссис Андерсон и, прижав к глазам кусочек кремового шелка так, чтобы не испортить ни шелка, ни грима, принялась всхлипывать. Донаван с изысканной любезностью протянул ей платок, и тут уж она расплакалась по-настоящему, рыдая и вздрагивая всем телом. — Мне так неприятно, дорогой, — запричитала она. — Прости, пожалуйста. Право, не знаю почему… но я так расстроилась, а миссис Квест была… как бы это сказать…

— Ну ладно, не плачь, мама, — благосклонно заметил Донаван. — Только я считаю, что ты должна сказать нам, в чем, собственно, дело. Нельзя же так: вызвала нас с Мэтти для разговора, всех расстроила, потом вдруг извинилась — и все.

Он стоял, непринужденно выставив ногу в коричневом замшевом ботинке, и сурово смотрел сверху вниз на мать. Та постаралась овладеть собой, увидела черные подтеки на платке, рассмеялась, снова приложила его к глазам и с запинкой произнесла:

— Миссис Квест говорила, что вы как будто собираетесь пожениться. Я возразила, что вы оба еще слишком молоды и что мы не такие богатые, чтобы Донни мог жениться…

— Ну это, право, уж слишком! — вся вспыхнув, воскликнула Марта.

— Да, Мэтти, мне очень жаль, но… О господи, все это так сложно. Видите ли, мы действительно очень бедные люди…

Мэтти вдруг рассмеялась: она мысленно сравнила скромную, почти убогую ферму своих родителей с этим дорого обставленным домом и жизнью на широкую ногу, которую втайне от семьи вела миссис Андерсон; вспомнила и впечатления детства, как бы служившие черным фоном, на котором особенно четко выступала эта разница в положении двух семейств, казавшаяся крошечной в сравнении с той пропастью, какая отделяла Квестов от черных рабов, чей труд кормил их.

— Я не шучу, Мэтти, — сказала миссис Андерсон: она была раздосадована, хотя и улыбалась печальной пленительной улыбкой, к какой прибегала и сама Марта, когда фальшивила. — Ведь мистер Андерсон в отставке, а мы не богаты. Правда, у меня есть кое-какие средства, но небольшие, а жизнь в наши дни такая дорогая, верно? — Вот так же миллионер, указывая на свои несколько домов, на свои машины и яхту, сказал бы с возмущением: «Но ведь содержать все это стоит столько денег!»

— Ну вот что, мама, — заключая разговор, сказал Донаван, — ты препротивная старушенция, и я сердит на тебя.

Миссис Андерсон просветлела и потянулась, чтобы поцеловать его. Он великодушно подставил ей щеку.

— Ой, я ведь сегодня приглашена на обед, — сказала она своим обычным жеманным голоском и встала. — Вы уж тут сами позаботьтесь о себе. Да не забудьте послать поднос мистеру Андерсону: скажите бою, чтобы приготовил яичницу, а то твоему отцу до смерти надоели вареные яйца. — Она иронически усмехнулась. — Добрый вечер, дорогие. Вы уж не сердитесь на глупую старуху.

И она выплыла из комнаты, осторожно дотронувшись одной рукой до волос, а другой — до своих подведенных тушью глаз; она была очень озабочена: чтобы привести в порядок лицо, нужно немало времени. А сейчас уже очень поздно.

  76  
×
×