Клей

– Да это просто оттого, что она иностранка, для тебя это экзотика. Она ничего себе, но если б она была из Вестер-Хейлз, ты бы подумал – тёлка как тёлка, обычная.

Я снова взглянул на девушку и постарался представить её в торговом центре Вестер-Хейлз жующей хлебцы «Кроуфорд», и понял, что Биррелл по-своему прав. Но правда и то, что мы сейчас не в Вестер-Хейлз. Когда мы шли по улице, Терри обратил внимание на вывеску на фасаде большого общественного здания.

– Зацените, пацаны, ну, притормозите.

Написано по-немецки, но внизу есть английский перевод:

КОМИТЕТ ГОРОДОВ-ПОБРАТИМОВ

МЮНХЕНА И ЭДИНБУРГА

ГОРСОВЕТ МЮНХЕНА ПРИВЕТСТВУЕТ

МОЛОДЁЖЬ ЭДИНБУРГА

– Это вы – молодёжь Эдинбурга, – хихикнула Хедра.

– Так и есть, бля. Нам здесь налить должны. На халяву. Это ж мы и есть молодёжь Эдинбурга, – с гордостью сказал Терри.

– Нам туда нельзя, – замотал головой Билли.

Голли пренебрежительно посмотрел на него. Терри деланным пидорским голоском сказал:

– То нельзя, это нельзя. Где кураж, Биррелл? На ринге оставил? – Он ударил Билли в плечо, не обращая внимания на его растущее раздражение. – Вспомни Саунеса! Где наша не пропадала!

Грэм Саунес сам из наших краёв, и для Терри остался героем даже после того, как стал менеджером гуннов. Когда Саунес сделал перманент и обзавёлся эспаньолкой, Терри, желая походить на него, даже отрастил себе бородку, которая смотрелась как пушок на жопе. Если он хочет кого-то сподвигнуть, он всегда говорит: «Вспомни Саунеса». В детстве мы часто видели, как он возвращался с тренировки. Однажды он дал Терри пятьдесят пенсов на сладости. Такие вещи не забываются. Терри простил ему даже ту гнусную подножку Джорджу Маккласки на Истер-роуд несколько лет назад.

– Маккласки сам без мыла куда хочешь влезет, не фиг было брать «виджи» в «Хибз», вот в чём дело, – говорил он на полном серьёзе. Каждый дурак знал, что Саунес сам – «джамбо», но Терри как будто не хотел этого замечать. – Саунес – «хибби», мать вашу, – заявил он. – Если б он был в городе, то отжигал бы с пацанами из «Си-си-эс» в дизайнерских шмотказ, а не пукал бы с вами, гопниками, «джамбо» засаленными.

Какого хуя он тут дизайнерские шмотки приплёл? У Терри такое же представление о моде, как у Сидни Дивайна об эйсид-хаусе. Так или иначе, но, вспомнив Саунеса, мы целеустремлённо поднялись по каменным ступеням, ведущим в здание. В дверях нам преградили путь два здоровенных охранника. Мне чего-то Саунеса вспоминать сразу расхотелось. К счастью, за мордатыми возник чувак в костюме и велел им расступиться. Биррелл же, накрученный Терри, похоже, готов был уже выступить. Нам улыбался бородатый мужик, похожий на Рольфа Харриса, в дорогом пиджаке, с какими-то бумагами в руках.

– Я Хорст. А вы делегаты из Эдинбурга?

– Так и есть, начальник, – сказал Голли, – для друзей мы Амстердамская Сборная Молодых Психов и Беспредельщиков.

Хорст потеребил бороду.

– Амстердам не подойдёт. Мы ждём группу из Эдинбурга.

– Да он прикалывается, приятель, эдинбургские мы до мозга костей, – объяснил Терри. – Перед вами трое «хибби» и один «джамбо». Убогих представителей «виджи» среди нас нет.

Хорст оглядел нас одного за другим, потом заглянул в бумаги, потом снова на нас.

– Отлично. Нам сообщили, что рейс задерживается. Молодцы, что так быстро добрались из аэропорта. Кто из ваш чемпинон по сквошу – Мардо Кампбел-Льюис из Барнтога?

– Вот он, – указал Терри на Билли, потому что из нас у него наиболее спортивный вид.

Хорст вытащил бэдж делегата, передал его Бирреллу, и тот стыдливо его нацепил. Тут он посмотрел на Хедру, которая спокойно его рассматривала. Нормальная девчонка, чёткая.

– А где остальные девушки?

Голли схватился за серёжку.

– Хороший вопрос, приятель. С тех пор как мы сюда приехали, с девушками нам не слишком везёт – не даёт никто.

Билли вмешался, чтобы заглушить наш хохот.

– Они едут за нами.

Нас провели в холл, где с потолка свисали громадные люстры, а за столами благопристойно заседало множество делегатов. Они ели и пили, а официанты и официантки им прислуживали. Хорст выдал нам пригласительные, Голли схватил бумажку и говорит:

– Это я, Кристиан Нокс, молодой изобретатель из колледжа Стюартс-Мельвиль.

– А кто Роберт Джонс, скрипач… из ФОК… фестивального общества Крэмиллара… – спросил Хорст.