Сестры

— Да, было очень тяжело, — честно призналась она. В этом году Рождество для всех них будет тяжелым праздником. И, слава Богу, что хотя бы День благодарения позади. Но все они боялись Рождества без матери. Они разговаривали об этом, когда разбирали ее одежду.

— Я потерял обоих родителей сразу, — сказал Паркер, провожая Энни в классную комнату. — В авиакатастрофе. В такие моменты, когда между тобой и загробной жизнью не остается никого, быстро взрослеешь.

— Мне это в голову не приходило, — задумчиво произнесла она, — но вы, возможно, правы. Правда, у меня остался отец. — Они добрались до ее классной комнаты. Утром у нее были уроки по Брайлю, а после обеда — уроки кулинарии. Предполагалось, что ученики должны научиться готовить мясной хлеб, который она терпеть не могла, но в том же классе занимался Бакстер, и они дурачились вовсю. Тем не менее, она научилась готовить отличные кексы и жарить цыпленка. И то, и другое в ее исполнении дома встретили с шумным одобрением. — Спасибо за джинсы. Завтра верну.

— В любое время, — сказал он. — Желаю удачного дня, Энни, — пожелал он и добавил; — Веди себя хорошо в песочнице. — Энни рассмеялась. У него было перед ней большое преимущество. Он ее видел, а она его — нет. Но голос у него был приятный.

Она проскользнула на свое место во время урока Брайля, и Бакстер принялся безжалостно подшучивать над ней:

— Теперь, значит, директор школы носит за тобой твой школьный портфель?

— Заткнись! — фыркнула она. — Он водил меня переодеться в сухие джинсы.

— Помогал тебе их надеть?

— Да замолчи ты. Нет, закатал штанины.

Бакстер тихо присвистнул и продолжал поддразнивать ее все утро.

— Кстати, я слышал, он очень привлекательный.

— Наверное, старый, — вздохнула Энни. Брэд Паркер вовсе не пытался приударить за ней. Он просто хотел помочь и вел себя как директор школы. — К слову сказать, это ведь он, а не ты помог мне подняться, когда я шлепнулась на лед.

— Я не мог, — просто ответил Бакстер. — Ведь я слепой, дурочка.

— Не смей называть меня дурочкой! — возмутилась она.

Они вели себя словно двенадцатилетние дети.

Учитель призвал их к порядку, и некоторое время спустя Бакстер вдруг сказал:

— Я думаю, ему тридцать восемь или тридцать девять лет.

— Кому? — удивилась Энни, успевшая сосредоточиться на домашнем задании по Брайлю, которое она, как обнаружилось, почти наполовину сделала неправильно. Это оказалось труднее, чем она думала.

— Мистеру Паркеру. Я думаю, ему тридцать девять лет.

— Откуда ты знаешь? — спросила она.

— Я знаю все. Он разведен, детей не имеет.

— Ну и что дальше? Что все это должно означать?

— Может, он к тебе неравнодушен. Ты его не видишь. Но он-то тебя видит. А мне уже трое говорили, что ты настоящая красавица.

— Они лгали. У меня три головы, и у каждой двойной подбородок. И помог он не потому, что я понравилась ему, а потому, что отнесся ко мне по-доброму.

— Между мужчиной и женщиной нет такого понятия, как «доброе отношение». Есть только заинтересованность или отсутствие интереса. Может быть, он как раз заинтересовался тобой.

— Даже если это так, то из этого ничего не выйдет, — рассудительно заметила Энни. — Он слишком стар для меня. Мне всего двадцать шесть.

— Да, это правда. Он слишком стар, — сказал Бакстер, и оба продолжили работу, пытаясь овладеть Брайлем.

Вернувшись вечером, Энни не застала сестер дома. А миссис Сибата собиралась уходить. Энни покормила собак и принялась за домашнее задание. В семь часов пришла домой Тэмми. Переступив через порог, она вздохнула с облегчением, сняла сапожки и заявила, что измучена до предела, потом увидела Энни и спросила, как прошел день.

— Хорошо, — ответила та. Она не сказала сестре, что упала, потому что Тэмми всегда боялась, как бы она не ударилась головой. После того как пять месяцев назад ей сделали хирургическую операцию на мозге, это могло бы быть опасно. Но сегодня Энни ушибла только ягодицы. Полчаса спустя вернулась Сабрина и спросила, видел ли кто-нибудь Кэнди. Сабрина после обеда несколько раз звонила ей на сотовый, но он был переключен на автоответчик.

— Должно быть, она работает, — сказала Тэмми, когда сестры сели ужинать. Хотя они продолжали обращаться с Кэнди как с младенцем, она уже выросла и сделала великолепную карьеру. — Она говорила тебе, чем будет заниматься сегодня? — спросила Тэмми у Энни, но та покачала головой, хотя потом вспомнила: Кэнди говорила о съемках для рекламы во второй половине дня и собиралась заехать домой за своим саквояжем с косметикой. Обычно, когда она работала, при ней всегда находился саквояж с косметикой и со всем необходимым.