32  

– Здравствуйте, Матвей Ефимыч!

– Как ты там, Ксюша?

Не без скрипа сердешного откомандировал Рыгин Аксинью в распоряжение московского щеголя Васнецова. Ревность – поздняя ревность немолодого служаки к ветреной юной любовнице – мучила его. И ведь мог Матвей Ефимыч спрятать фаворитку, не отдавать ее на поругание столичному ферту – однако справедливо рассудил, что дело дороже девчонки и всяких там чуйств, в том числе собственных. Тем паче, находясь рядом с деятелем, прибывшим с важнейшим спецзаданием (а возможно, в его объятиях), Аксинья становилась источником ценнейшей информации и доверенным человеком. Она и за самого Рыгина нежно замолвить словечко на ушко ферту из Москвы сможет. Ради такого случая самолюбием можно и поступиться, своей девушкой с высоким человеком поделиться.

– Все хорошо, товарищ генерал, – молвила Аксинья. – Объектов мы встретили, с ними работают.

Полковник был единственным в крае человеком (даже первый секретарь крайкома не знал подоплеки!), осведомленным о том, что вовсе не случайно иноземный самолет совершил вынужденную посадку на аэродроме Кырыштым.

– Да что мне объекты! Как ты там сама, говори, Ксюша?

Ревность являлась для полковника одновременно и мучительным фактором, и мощнейшим афродизиаком. Вот и сейчас он в один и тот же момент и страдал, и желал. И заливал жар страданий коньячком, что по голосу без труда определила Аксинья.

– Послушайте, что расскажу, товарищ Рыгин, про вашего Васнецова…

– Ты уже была с ним? – с грозным выдохом произнес полковник.

– Да не была и не буду, успокойтесь вы. Слушайте лучше. Привез Васнецов с собой из Москвы двух девиц…

И далее старший лейтенант рассказала без обиняков, да с прибавлениями о двух девках, прибывших из столицы вслед за Васнецовым, об их поведении и явно особых отношениях с ним. Рыгин вслушивался в слова возлюбленной с профессиональной паранойей энкавэдэшника, который видит заговоры даже там, где нет их и в помине. Но в данном случае… Старый, еще бериевского призыва, чекист без труда связал появление двух юниц в эпицентре операции «Моряк» с конфиденциальной информацией, пришедшей вчера от старого другана из Москвы. А именно: якобы из столицы сбежали внучка члена Политбюро Устина Акимыча Навагина вместе с подружкой-однолеткой и направились в нашенский город Владивосток.

– Послушай меня, моя девочка, – обдал телефонную трубку запахами сала и коньяка Рыгин. Он внутренне подобрался и даже протрезвел. – Послушай сюда внимательно. Ты, давай, с двух этих куриц глаз не спускай. И с Васнецова тоже. И за волосатиками английскими следи. Что там каждый из них делает, как, с кем? При первой возможности мне докладывай, поняла? Я от вертушки теперь никуда не отойду! Тут, знаешь, очень даже интересная комбинация получается!.. Тут можно либо звезду на погоны получить – либо партбилет на стол положить! Поняла?! Давай, Ксюша, действуй, действуй, милая!..

От возбуждения тем простором, что открывала перед ним возможная оперативная комбинация, половая жажда полковника Рыгина к далекой Аксинье сменилась самой натуральной, водяной. Он налил из графина один за другим два граненых стакана и выхлебал их. Откинулся в начальственном кресле под сенью портрета Дзержинского. В голове сквозь неясный туман воображения просвечивали фигуры английских волосатиков, образованного цекиста Васнецова и двух центровых девчонок. Фигуры переплетались, образуя различные сочетания. В сей момент утоленная жажда физическая сменилась жаждой интеллектуальной: работать, работать и работать; строить козни, разыскивать информацию, анализировать ее, провоцировать противника…

И полковник глянул на часы и набрал московский телефон другана из комитета: в столице как раз утро, и тот вкушает в квартире на Октябрьском Поле утреннюю спецколбасу и может спокойно поговорить.

А любовница Рыгина, его ставленница и шпионка Аксинья, находящаяся тем временем в военном городке Комсомольске-17, надела драповое пальто с меховым воротником, повязала на голову шерстяной платок и отправилась из штаба в сторону домика для приезжих. Васнецов приказал отдыхать – но Аксинья найдет предлог, чтобы немедленно приступить к выполнению задания полковника-любовника: глаз ни с кого не спускать.

Гостевой домик, казалось, дремал в окружении засыпанных снегом елей. Синие сумерки потихоньку сгущались вокруг него. Никто в целом мире не подозревал, что за клубок шекспировских страстей сплетается внутри скромного помещения: тут и любовь, и вероломство, и предательство, и хитрость, и подступающая горечь разлуки.

  32  
×
×