58  

Он не дослушал.

– До свидания.

Повернулся и пошел по камням в сторону от моря.

– Женя, постой! – выкрикнула Юля.

Он остановился, в надежде обернулся.

– Ты даже не проводишь меня?

Он буркнул:

– Сама найдешь дорогу. Не маленькая.

И пошел – упрямо выпятив челюсть. Вырвав, как ему казалось, эту занозу из своей жизни навсегда.

17. Яблоко от яблони

Прошло два месяца

Октябрь 1986 года

Москва

Он сдержал свое обещание. Не звонил и не приходил. Без Евгения Юле стало не то что скучно, но явно чего-то не хватало. Словно убрали одну из колонн, поддерживающих ее жизнь, и дом покосился. И еще она стала раздражительной, злой. И даже кидалась и на бабулю, и на деда, Петра Ильича. (Они к тому времени вернулись в СССР из своего Нью-Йорка, и дед занял видную должность в ЦК – Горбачев его всячески продвигал.) Потом появились признаки, Юля сходила к врачу, и оказалось: у нее беременность шесть недель.

Тогда-то девушка и бросилась к бабуле. А Валентина Петровна – как и восемнадцатью годами ранее со своей дочерью Наташей – категорически запретила девочке даже думать об аборте.

– Представь, если б твоя мать так поступила? – воскликнула она патетически. – На свете никогда бы не было тебя!

– Может быть, от этого всем было бы лучше! – буркнула девушка.

– О чем ты говоришь?! Что за пораженческие настроения?! Надо бороться!

И настропаленная Валентиной Петровной Юлия стала бороться. Первым делом отправилась, конечно, к отцу будущего ребенка.

Мишель лежал на своей койке в общаге, в трениках с пузырями на коленях и в не слишком свежей майке-алкоголичке (то есть вовсе без рукавов). И хотя был будний день, половина третьего, он пребывал подшофе, о чем свидетельствовал портвейный дух, распространяемый над кроватью.

– О-о, какие люди! – прокричал он, завидев Джулию, однако даже не сделал попытки привстать с кровати.

«Какая сволочь! – подумала она. – И какой красавчик! Убила бы его за эти кудри льняные, есенинские, за сладкий рот, за длинные ресницы!..»

– Чем обязан визиту столь высокородной дамы? – продолжил куражиться Михаил – по-прежнему лежа ничком.

– Ты бы хоть привстал! – брезгливо бросила она. – Для порядка!

Парень сделал вид, что пытается оторваться от кровати, чуть приподнял свой узкий зад, но потом со стоном, якобы в изнеможении, плюхнулся назад.

«Лет через десять кудри его поредеют, – вдруг подумала Юля, – уже сейчас вон залысины. Глаза выцветут и потускнеют. А лицо станет как свекла – любит он закладывать за воротник. В довершение картины нос покроется красными прожилками. Умом парень не отличается, трудолюбием тоже, учится через пень-колоду. Что остается? Обаяние, артистизм? Ими сыт не будешь… Зачем, спрашивается, моему ребенку такой отец? А с другой стороны, ведь это – его ребенок… И я любила его, да и сейчас, чего уж таить, сердце обмирает, несмотря на все его многочисленные недостатки».

Сесть он ей предложить не удосужился. В поисках места она сняла с единственного в комнате стула гитару, переложила на пол. Села.

– Э-э, – запротестовал Мишель, – гитаре не дело на полу валяться. Давай-ка ее сюда. Или, может, лучше ты ко мне приляжешь?

– Не дождешься, – буркнула Джулия.

А он равнодушно бросил: «Не хо – как хо», что означало: «Не хочешь – как хочешь».

– Паяц, – устало молвила она.

Он в ответ защипал струны гитары, запел дурашливым голосом на мотив хора из рок-оперы «Иисус Христос – суперзвезда»:

  • Наш колхоз, наш колхоз
  • Выполнил план по надою коз!
  • А «Заря», а «Заря»
  • Плану не дала ну ни… Абсолютно!

«Обаятельный и артистичный, – подумалось ей. – Ну, и красивый. И это, конечно, все, что есть в нем хорошего. Просто шут. Гороховый. Но, может, он переменится, когда узнает о ребенке?»

– Ты чего пришла? – вдруг полюбопытствовал Мишель.

– А ты что, не рад?

– Почему же? Просто счастлив.

– Сейчас ты еще больше обрадуешься.

– Ну?

– У меня будет ребенок.

– Поздравляю, – бросил он равнодушно и опять запел, и опять дурашливо, бренча струнами – теперь на мотив битловской «Girl»:

  • Я вам рассказать хочу одну исторью,
  • Как меня завклубом совратил,
  • Обещал купить он мне бутылку водки —
  • Даже четвертинки не купил!
  • О, герл!

И в равнодушии, и в песне Юле послышалась издевка – особенно гадкая оттого, что мелодия была битловской. Сволочь Мишель знал тайну ее происхождения – проговорилась, дура, проболталась! – и теперь специально дразнил. Глаза девушки наполнились слезами.

  58  
×
×