База ГИБДД сообщала, что владеет она той самой «микрой», поставленной на учет в Самаре. За последние пару лет всего лишь два раза ПДД нарушала: один раз проехала на красный (между прочим, в Москве), второй (тоже в столице) – превысила скорость. Более того, мы мужа ее бывшего, Толмачева Игоря Геннадьевича, тоже пробили – и все оказалось до противности чисто.
Словом, Мишель даже зацепиться было не за что, чтобы отвадить Толмачеву от старика. И на мои провокации Любовь отвечает грамотно – не волнуясь и весьма откровенно:
– Вы должны понимать, что мне не нужна пара чьих-то старых шуб. Если я просто останусь рядом с Петром Ильичом, в итоге получу гораздо больше. Много больше.
И в этот момент я почуял неладное. Угроза исходила откуда-то сверху. Я вскинул глаза. На балконе дачки стоял высокий, прямой, худой старик. Он внимательнейшим образом слушал наш диалог.
Женщина тоже взглянула наверх и тепло улыбнулась.
Я произнес:
– Здравствуйте, Петр Ильич.
– Руки вверх! – дурашливым голосом сказал он.
– Друг Мишель. Частный детектив. Пришел поговорить с нами, – указала на меня Толмачева.
– А почему он без звонка? – вопросил с балкона Васнецов.
– А потому что наш гость невежа, – веско пояснила Любовь.
– Я сейчас выйду, – молвил он.
Когда старик спустился с крыльца, я утвердился во мнении, что друг Горбачева, пожалуй, и в физическом, и в умственном плане способен дать фору многим молодым. Мне понравилась его выправка – ни грамма лишнего жира! Глаза из-под кустистых бровей сверкали умно и молодо. Белая рубашка старомодного покроя (такие встречаются на фото шестидесятых годов) оказалась чистейшей, на брюках – идеальная стрелка. (Впрочем, последнее обстоятельство положительно характеризует скорее не его, а госпожу Толмачеву.)
А в глазах женщины в этот момент, я готов поклясться, вспыхнуло нечто любовное. Вот это да! Да разве можно всерьез влюбиться в восьмидесятичетырехлетнего старика?!
Любовь меня представила, словно мы были сто лет знакомы:
– Сыщик Павел Синичкин.
– С чем пожаловал? – обратился к сожительнице Васнецов – они по-прежнему обсуждали меня в третьем лице.
– Говорит, что расследует ограбление квартиры Мишель.
– Она наняла частного детектива! Прелестно! Частные врачи, учителя, милиционеры. У чиновников – у всех! – тоже свой частный, так сказать, бизнес. Господа реформаторы приватизировали все, включая воду, воздух, честь и совесть. Но с чего вдруг вы явились ко мне? – Старик выстрелил в меня вопросом в упор.
– Он скорее ко мне явился, – опередила меня Толмачева. – Проверить, может, аферистка я или наводчица…
– Ничего подобного! – перебил ее я. – Я как раз с вами, Петр Ильич, хотел поговорить.
– О чем?
– О той истории сорокалетней давности – мне о ней Мишель рассказала. И об автографе, что у нее хранился.
– Я об этом в мемуарах написал, – задумчиво проговорил Васнецов.
– Они опубликованы?
– Нет. Пока пребывают в виде рукописи. Я диктую, она, – кивок в сторону Любови, – записывает.
– Можно почитать?
– Нет! – с неожиданной горячностью воскликнула Толмачева. – Они ведь неправленные, даже невычитанные.
– Да, это и впрямь преждевременно, – пожевал губами Васнецов. – Ну что ж, – он уставил свой взор (не по-стариковски ясный) на меня. – Пойдем, потолкуем.
– Петр Ильич, у вас сейчас по режиму прогулка.
– Вот я и зову молодого человека вместе со мной погулять.
– Не слишком ли жарко? – позаботился я о старшем поколении.
– Молодой человек! – укоризненно воскликнул старик. – Если я хожу и в слякоть, и при минус тридцати пяти – неужели меня испугают какие-то двадцать восемь?!
И в тот момент я понял, что геронтологи совсем не там ищут рецепт долголетия. Для того, чтоб жить не старея, надо не на высокогорье пить мацони, а пользоваться услугами медицины для высших чиновников, жить на природе, дышать свежим воздухом и много гулять. А любовница в два раза моложе? Она, пожалуй, тоже способствует.
Старик на ходу скомандовал Толмачевой:
– Обедаем, как всегда, в пятнадцать ноль-ноль, – и бодро двинулся к калитке.
Мы отгуляли с дедушкой советской перестройки ровно два часа и вернулись точно к пятнадцати ноль-ноль. Неукоснительный режим, видимо, являлся еще одним краеугольным камнем долголетия. Мы бодро маршировали по пустынным улочкам старого дачного поселка, пятнистым от тени деревьев. И лишь редкие узбеки на великах, мамашки с детками да еще более редкие автомобили разбавляли наше одиночество.