– Я не имею права устраивать никакие обыски.
– У тебя есть друзья в милиции. Пусть они устроят.
– Они тоже не могут. Это дело прокуратуры и следственного комитета. А у тех на то должны быть веские основания.
– У них есть веские основания.
– Какие?
– Послушай! Почему я тебя должна уговаривать, Синичкин? Ты работаешь на меня. Вот и делай то, что я тебе говорю. Могу гарантировать: ты не ошибешься. И дружков своих милицейских не подставишь. Давай, Синичкин, действуй! Время не ждет. Не ровен час, сорвутся преступники. Ты только скажи: да или нет. Если нет, и ты обыск НЕ устраиваешь, я сама в милицию пойду. Но тогда уж ты точно больше ни копья от меня не получишь. А если я совсем на тебя рассержусь, Синичкин, я ведь и бизнес твой могу отобрать. Друзей на самом верху у меня много.
И я сказал ей: «Да», – но не потому, что испугался. И не потому, что был готов унижаться ради копейки. Нет.
Я понял: Мишель затевает новую игру. Возможно, дурно пахнущую. И если я откажусь, мне в ней уже не будет места. А я хотел надзирать за процессом. И хотя бы отчасти его контролировать.
– Держи меня в курсе, как идут дела, – начальственным тоном приказала Мишель.
27. Звонок другу
Мне снова пришлось звонить подполковнику Перепелкину. В детали я углубляться не стал, сказал просто, что у меня есть основания думать, что в квартире у некой гражданки Украины по имени Василиса Кирпиченко, проживающей в Коломенском проезде, мы сможем найти улики, имеющие отношение к краже в Гусятниковом переулке.
А вскоре я получил новые доказательства того, что авторитет Сани в органах весьма высок.
Уже на следующее утро мне позвонил следователь, ведущий дело об ограблении квартиры гражданки Мониной, и сказал, что прокуратура выдала ордер на обыск по интересующему меня адресу. Следак даже любезно предложил мне подъехать, посмотреть.
Я ретранслировал данную информацию Мишель. Она милостиво обронила: «Ну, хорошо», – а потом бросила трубку, даже не попрощавшись, не говоря уже о спасибо.
Я подумал: будь она все время доброй и пушистой – насколько больше смогла бы поиметь и с меня, и (наверное) с прочих окружающих ее людей. Однако Мишель, видать, просто не в силах укротить собственную дурную натуру. Дерьмо перло из нее против собственной воли и желания.
Римка упросила меня, чтобы я взял ее с собой – под смехотворным предлогом показать мне дорогу. В итоге мы приехали вдвоем – и минут двадцать ждали у подъезда наших контрагентов. Вскоре подкатили следак с опером Ляминым на «Форде» и милицейский наряд на «козелке». Мы обменялись рукопожатиями. Поговорили под сенью деревьев – так, чтоб нас не было видно из окон «нехорошей» квартиры. Поспорили, можем ли мы с Римкой быть понятыми. Сошлись на том, что въедливый адвокат на суде, конечно, запросто докопается: мы – частные сыщики, а вдобавок работаем по тому же делу. Но откуда у гастарбайтерши с Украины, спрашивается, возьмется дотошный адвокат! И следак махнул рукой: хотите – идите!
Итак, мы поднялись на четвертый этаж. Получилась внушительная процессия. Мы с Римкой ее замыкали.
Оперативник позвонил. Из-за двери откликнулся женский голос: «Кто здесь?»
– Вам срочная телеграмма с Украины! – гаркнул опер.
Дверь отворилась, и тут вступил следователь:
– Вот постановление на обыск в данном помещении.
И мимо ошарашенной Василисы внутрь потекли менты.
Ее сожитель, жилистый мужичонка в сатиновых трусах, бросился было на защиту своего имущества и прекрасной дамы:
– Да вы кто такие? По какому праву?!
Но сержант с «калашниковым» на боку внушительно обронил:
– Будешь бузить, дядя, мы тебя на три года закатаем за нападение на сотрудников милиции.
Я давно заметил, что аргументы хорошо вооруженного человека имеют особенный вес – что бы тот ни говорил. А сержант к тому же был прав по сути – и «дядя» немедля заткнулся.
Давненько я не участвовал в обысках и уже успел забыть, какая это нудная процедура. Все упарились, включая сидевших без дела подозреваемых и нас, понятых.
Прошло не менее часа поисков, когда оперативник полез в вентиляционное отверстие на кухне и вдруг воскликнул:
– Понятые, пожалуйста, подойдите ближе!
Он вынул из вытяжки полиэтиленовый пакет. Высыпал его содержимое на кухонный стол. В глазах зарябили золото-бриллианты. А еще в пакете имелся файлик с рукописным листочком – пожелтевшим от времени, со строчками на английском языке.