Лэшер

– Не думаю, Майкл, – мягко возразила Мона, стараясь, чтобы никто, кроме него, не разобрал ее слов. – Знаешь, есть такая старая ирландская поговорка «Привидению неведомы дела живых». Кроме того, вряд ли это был Джулиен. Ведь в этот дом призраки не приходят.

– Нет, – усталым, но уверенным голосом заявил Майкл. – Это точно был Джулиен. Он приходил сюда. Мы говорили с ним очень долго. Несколько часов.

– Ты мог ошибиться, Майкл. Это как с пластинкой. Ты включаешь проигрыватель и слышишь поющий женский голос. Но этой женщины в комнате нет.

– Джулиен был здесь, – спокойно, без всякого раздражения повторил Майкл. Потом, словно забыв о разговоре, он отвернулся от Моны и взял Роуан за руку. Для этого ему потребовалось некоторое усилие – рука Роуан упорно стремилась оставаться вытянутой вдоль тела. Майкл нежно сжал ее в пальцах, потом наклонился и поцеловал.

Моне отчаянно хотелось поцеловать его самого, погладить по голове, хоть как-то приласкать, утешить, ободрить. Сказать, что ей ужасно жаль и его, и Роуан. Уверить, что все будет хорошо. Попросить не изводиться так. Но она не находила нужных слов. К тому же в глубине ее души шевелилось подозрение. Скорее всего, думала она, никакого дядю Джулиена Майкл не видел. Похоже, он просто сходит с ума. Она вспомнила о виктроле. Вспомнила, как они со Старухой Эвелин сидели на полу в библиотеке и музыкальный ящик стоял между ними. Тогда Моне хотелось завести виктролу, но бабушка Эвелин не позволила.

– Мы не должны слушать музыку, пока Гиффорд ждет, – сказала она– Пока она лежит здесь, нам нельзя включать радио или играть на пианино.

– И все-таки, Майкл, что сказал тебе дядюшка Джулиен? – В голосе Пирса звучало обычное обезоруживающее простодушие. Ни малейшей насмешки. Ему и в самом деле было интересно, что ответит Майкл.

– Вам, Мэйфейрам, нечего волноваться, – последовал ответ. – У нас еще есть время. И я скоро узнаю, что нужно делать.

– Завидую вашей уверенности и осведомленности, – заметил Гамильтон Мэйфейр. – Лично я понятия не имею о том, что происходит.

– Хватит об этом, – отрезала Мона.

– Нам следует соблюдать тишину, – впервые подала голос сиделка. – Не забывайте, вполне возможно, доктор Мэйфейр слышит все, что мы говорим. – Сиделка энергично тряхнула головой, как бы призывая всех к вниманию. – Поэтому, сами понимаете, не стоит говорить ничего… что может ее встревожить.

Вторая сиделка, устроившись за маленьким столиком красного дерева и скрестив полные ноги в туго натянутых белых чулках, что-то быстро писала, не поднимая головы.

– Ты не голоден, Майкл? – участливо спросил Пирс.

– Нет, сынок. Спасибо.

– А я просто умираю с голоду, – заявила Мона. – Пирс, давай спустимся вниз, раздобудем что-нибудь поесть. Майкл, мы скоро вернемся.

– Обязательно возвращайтесь, – откликнулся Майкл. – Господи, Мона, ты, наверное, валишься с ног от усталости. Я ведь только сегодня узнал, что твоей мамы больше нет. Поверь, мне очень, очень жаль.

– Все в порядке, – проронила Мона.

У нее вновь возникло неодолимое желание поцеловать Майкла. Сказать, что весь день она не появлялась здесь лишь из-за того, что произошло между ними тогда. Объяснить, как трудно ей было заставить себя приехать в этот дом, войти в комнату, где Роуан лежит без чувств и движения. А еще заверить, что она никогда не сделала бы того, что сделала, знай она только, что Роуан вернется так скоро и в таком состоянии. Если бы можно было предугадать…

– Детка, я догадываюсь, о чем ты хочешь поговорить, – с улыбкой сказал он, словно прочитав ее мысли. – Поверь, то, что произошло, ее сейчас ничуть не волнует. Так что не переживай.

Мона кивнула, и по губам ее скользнула присущая только ей мимолетная улыбка.

Прежде чем она успела выйти за дверь, Майкл снова закурил. Услышав щелчок зажигалки, обе сиделки устремили на него полные укора взоры.

– Оставьте его в покое! – прежде чем они успели сказать хоть слово, вступился Гамильтон Мэйфейр.

– Пусть курит! – подхватила Магдален.

Сиделки переглянулись с выражением полного недоумения. «Неужели в больнице не нашлось более сообразительных сиделок?» – с досадой подумала Мона.

– Вы хотели перекусить, – мягко напомнила Магдален.

Мона кивнула и вслед за Пирсом вышла на лестницу.

В столовой важно восседал очень старый священник.

Должно быть, то был Тимоти Мэйфейр из Вашингтона. В безупречно чистой рубашке с крахмальным белым воротничком и строгом черном костюме он выглядел живым воплощением традиций. Проходя мимо, они с Пирсом услышали, как священник громким шепотом сказал сидевшей рядом женщине: