Лэшер

Он снял рубашку и теперь держал ее в руках. Эмалет хотелось ее пощупать, но еще больше хотелось разглядеть ее как следует. Рубашка была бело-голубая, вся в маленьких квадратиках, похожих на те, что она видела на столе. Только на столе они были красными и белыми.

– Думаю, ей подойдут штаны Бабби, – сказала женщина. – Иди, принеси какие-нибудь его штаны. И давай мне рубашку.

Все в этом домике сияло. Белые и красные квадратики на столе блестели. Схватившись за край стола, Эмалет почувствовала, что может стащить квадратики прочь. Значит, стол был покрыт чем-то вроде простыни. В углу стоял блестящий белый холодильник. Эмалет слышала звук: работающего мотора. Взглянув на холодильник, она сразу догадалась, что он откроется, стоит потянуть за ручку. И там, внутри, наверняка есть холодное молоко.

Эмалет была голодна. Пока мать лежала под деревом, устремив неподвижный взгляд в небо, Эмалет высосала все ее молоко до последней капли. После этого она долго плакала, а потом подошла к воде, чтобы умыться. Но вода оказалась мутной, зеленоватой и отвратительно пахла. На самом краю травяной лужайки Эмалет обнаружила крохотный родничок и умылась в нем.

Тот, кого звали Джером, торопливо вошел в комнату. В руках у него были длинные брюки. В точности как на нем. Такие носил и отец Эмалет. Эмалет натянула брюки на свои худые длинные ноги, едва не потеряв при этом равновесие, и ощутила холодное прикосновение железной застежки-молнии к своему животу. Пуговицы тоже были холодными. Но ее это не смущало. Просто она только что родилась и еще была слишком нежна и чувствительна.

Отец говорил:

«Ты начнешь ходить сразу после рождения. Но поначалу это потребует усилий».

В брюках ей было тепло, хотя они, конечно, стесняли движения.

«Помни, ты можешь делать все, что тебе нужно», – внушал ей отец.

Эмалет сунула руки в рукава рубашки, которую подала ей хозяйка дома. На ощупь рубашка оказалась куда приятнее, чем брюки. Мягкая, почти как то полотенце, которым коричневая женщина вытерла ее волосы и лицо. Теперь, когда волосы Эмалет просохли, они приобрели красивый золотистый оттенок. Когда женщина прикасалась к ним, они казались необычайно яркими на фоне ее коричневых рук. Эмалет обратила внимание, что с внутренней стороны ладони у женщины вовсе не коричневые, а нежно-розовые. Заметив растерянный взгляд, который Эмалет бросила на пуговицы рубашки, женщина застегнула одну из них. У нее это получилось очень ловко. Эмалет поняла, что тоже умеет застегивать пуговицы. С остальными она отлично справилась сама. Застегнув рубашку, Эмалет довольно засмеялась.

«Когда ты родишься, ты будешь знать все, что тебе необходимо. Птицы от рождения знают, как строить гнезда, жирафы знают, какие растения пригодны в пищу, черепахи знают, что им следует покинуть землю и устремиться в открытое море… Знают, хотя никто не учил их этому. Лишь человеческие детеныши при рождении лишены знаний, необходимых для выживания. Они абсолютно беспомощны и беззащитны. Но ты не похожа на них. С первых минут своей жизни ты сможешь ходить и говорить. И, взглянув на мир, поймешь, что все вокруг тебе знакомо». Так говорил ей отец.

Пожалуй, он немного преувеличивал. Далеко не все, что видела Эмалет, было ей знакомо. Однако она знала, что белый круг со стрелками, висевший на стене, это часы, а коробочка на подоконнике – радио. Сейчас оно молчало, но Эмалет знала: достаточно повернуть ручку – и оттуда польются голоса. Или музыка.

– Где твоя мама, детка? – спросила коричневая женщина– Ты сказала, она больна. Где она?

– Как ты думаешь, сколько лет этой девчонке? – обратился хозяин дома к своей жене. В позе его ощущалось беспокойство, руки были сжаты в кулаки. Он нахлобучил на голову кепку и вновь устремил на Эмалет пристальный и тревожный взгляд. – Что могло случиться с ее матерью? И где нам ее искать?

– Откуда мне знать, сколько ей лет? – пожала плечами женщина. – Видишь сам, росту она высокого, только уж слишком худенькая. Сколько тебе лет, милая? И где твоя мама?

– Я только что родилась, – сообщила Эмалет. – И поэтому моя мама больна. Она ни в чем не виновата. Но у нее больше нет молока. Она может умереть. И она пахнет смертью. Раньше молока у нее было много. Я не принадлежу к маленькому народу. И мне нечего бояться. – Она повернулась и указала на дверь. – Идите по дороге. Когда перейдете мост, увидите высокое дерево. Мама лежит там, под ветвями, которые касаются земли. Но я не думаю, что она сможет говорить. Она будет спать, а потом умрет.