65  

В следующий после поражения понедельник Нил Киннок ушел в отставку с поста лидера лейбористской партии. За восемь дней до этого он выступал на последней перед выборами крупной лондонской конференции, где собрались правоверные знаменитости — комедиограф Бен Элтон сатирически окрестил их «Кривляки в поддержку лейбористов». Перед тем как начать свой спич, Киннок извлек из кармана шекспировский Сонет № 29, который, по его словам, он имеет обыкновение носить с собой. То был выбор странный и многозначительный:

  • Когда, гонимый злом,
  • Фортуной и друзьями,
  • О плакиваю я несчастие свое,
  • Стараюсь твердь смягчить напрасными мольбами
  • И проклинаю все — себя и бытие. [90]

Отчаявшийся поэт размышляет о том, кого он любит, так же, как мистер Киннок, в патетическом последнем прости, должен был отдать дань восхищения своей жене Гленис: его не следовало жалеть, потому что у него было изрядно фортуны в личной жизни; страна — вот кого следовало бы проклинать. Сонет кончается так:

  • Затем, что раз в любви явившись богачом,
  • Не поменяюсь, друг, я местом с королем, —

что более-менее в точности соответствовало тому, чем он занимался в течение последних восьми лет на посту лидера лейбористов.

Когда Оливера Летвина спросили о том, что произошло в Хампстеде и Хайгейте, он ответил: «Элементарно. Либералы потерпели крах, и большая часть из них ушла к лейбористам». Почему? «Не знаю». Он по-прежнему не расценивает голосование лично за Гленду Джексон как серьезный фактор; скорее, по его мнению, мог сработать «незначительный антилетвиновский фактор» — из-за его ассоциации с избирательным налогом; но результат в целом «преимущественно имел отношение к большим национальным вопросам». Либерал - демократы голосовали, расчитывая «вышвырнуть правительство», и тогда как его собственные избиратели сделали все что нужно, тактическое присоединение либ-демов к лейбористам перечеркнуло его шансы. В отличие от тех из нас, кто маялся до 3.15 утра, Летвин знал, что проиграл, «как только вскрыли избирательные урны»: не потому, что сосчитал свои голоса или голоса Гленды Джексон, а из-за того, что крестики напротив имени Доктора Реде попадались крайне редко. Не факт, что это может как-то утешить лейбористов, но Летвин назвал «абсурдными» разговоры о долговременной невыбираемости этой партии — просто потому, что политика — дело чрезвычайно непостоянное и рискованное. Когда в конце концов его спросили о победительнице, он допустил, что, очень может быть, она станет хорошим членом парламента от своего избирательного округа. «Единственная опасность — ей может надоесть. Она же играла на большой сцене, и, может статься, Парламент покажется ей скучным и мелкотравчатым».

Да уж, сцена у нее в самом деле была большая. Помимо всего прочего, вряд ли в какой-нибудь из двух палат Парламента сыщется кто-либо еще, способный вдохновить целое произведение латиноамериканской литературы. Хулио Кортасар в рассказе «Мы Так Любим Гленду» описывает группу синефилов, которые так обожают актрису, что не в состоянии примириться с тем обстоятельством, что некоторые из ее фильмов не абсолютно совершенны. Члены клуба скупают копии не достойных ее фильмов и, кое-что повырезав там, тайно добавив сям, делают их безукоризненными — исправляя ошибки неумелых режиссеров. Когда Гленда объявляет, что прекращает сниматься, их счастью нет предела: ее ceuvre [91] совершенно, а их любовь безупречна. Пока через год не наступает тот день, когда актриса объявляет о своем решении вернуться на экран. Фанаты рвут на себе волосы. Они не могут начинать всю работу сначала и поэтому приходят к радикальному решению: чтобы защитить и ceuvre Гленды, и свою любовь к ней, они должны лишить ее жизни, чтобы никаких новых фильмов больше не было…

Если такая группа фанатов существует, то они несомненно будут довольны итогами выборов 9 апреля в Хамстед и Хайгейт. Карательная акция, которая должна застопорить кинокарьеру Гленды Джексон, была выполнена за них 19 193 избирателями Северного Лондона.

Май 1992

Изменения, связанные с рекомендациями Комиссии по разметке округов, оказались не столь пагубными для перспектив лейбористов, как предсказывалось. Майк Ньювелл продолжил заниматься своим ремеслом и снял «Четыре свадьбы и одни похороны».

7. Пробка в Букингемском дворце

Однажды, пару лет назад, я ехал на автомобиле из Лондона по трассе М4, в западном направлении. Никого не обгоняя, я держался в среднем ряду и превышал скорость максимум миль на десять, когда в моем правом зеркале вспыхнули дальним светом две фары. Через пару секунд до меня дошло, что это полицейские на мотоциклах. Я уже принялся было репетировать тираду о том, как несправедливо выдергивать из потока случайную машину, но тут они проревели себе мимо, начисто меня проигнорировав. Гораздо больше, чем моя скромная персона, их занимала расчистка крайнего правого ряда для автомобиля, который они эскортировали. Через некоторое время возник и он — стремительный, массивный, несущийся по шоссе со скоростью миль в 90 или 100: большой черный лимузин с королевским флажком на капоте. Когда нас миновал арьергард, мы с моим спутником принялись гадать, кто бы мог сидеть в этой колымаге и с какой стати им приспичило нестись как на пожар? Королева опаздывает на парадный обед? Принцесса Анна на кормежку своих лошадей? Королева-мать на джин-тоник? Было и еще несколько версий. Так или иначе, но эта мимолетная встреча напомнила мне об одном из obiter dicta [92] принца Филиппа: в одном интервью он заметил, что королевская семья «потеряет чувство собственного достоинства», если ее члены будут торчать в уличных пробках, словно обычные граждане.


  65  
×
×