Билли Батгейт

— Малыш, проводи мистера Дейвиса в его комнату. Уложи его спать. Дай ему стакан молока или чего-нибудь еще.

Комната Дикси Дейвиса была в дальнем конце коридора, около окна. Мне пришлось буквально тащить его, он не мог унять дрожь, я поддерживал его за руку, как немощного старика, который не в состоянии ходить без посторонней помощи. Он посерел от страха. «Боже мой, Боже мой», — бормотал он безостановочно. Его шикарная прическа растрепалась, и волосы налипли на лоб. Он обливался потом, от него разило луком. Я усадил его в кресло у кровати. Стол был завален папками с юридическими документами. Бросив на них взгляд, он принялся кусать ногти.

— Член Нью-Йоркской коллегии адвокатов, участник судебного заседания, — бормотал он. — У меня на глазах. У меня на глазах.

Я подумал, что мистер Берман, видимо, прав, в отеле стояла тишина, а если бы кто-нибудь услышал выстрел на других этажах, то шум бы наверняка поднялся. Я посмотрел на улицу из коридорного окна — ни души, уличные фонари освещали полнейший покой. Обернувшись на звук открываемой двери, я увидел, что в дальнем конце коридора в снопе света стоит босоногая Дрю Престон в шелковой белой ночной сорочке, с полусонной улыбкой на губах она чесала голову; я не буду здесь распространяться о расстройстве своих чувств; я затолкал ее в комнату, закрыл дверь за нами, торопливым шепотом попросил ее не шуметь, идти спать и отвел в спальню. Без обуви она была примерно моего роста. «Что случилось, случилось что-нибудь?» — спросила она своим сонным хрипловатым голосом. Я ответил, что ничего, сказал, чтобы утром она не задавала вопросов ни мистеру Шульцу, ни кому-либо еще, а просто забыла обо всем, скрепил свои слова поцелуем в ее пухлые ото сна губы, уложил ее в постель, вдыхая чудесный дух ее естества, разлитый на простынях и подушке, как на лужайках, по которым мы гуляли; потом, пока она потягивалась и улыбалась своей, такой своей, улыбкой, я сжал ее маленькие упругие груди и тут же вышел из номера; когда на другом конце коридора открылась дверь лифта, я тихо закрывал ее дверь.

Микки, стараясь не шуметь, вышел, пятясь, из лифта, за собой он тащил тяжелую тележку, сделанную из металлических труб и досок; я решил, что сейчас появится лифтер, и спрятался за оконную портьеру; но Микки был один; вытащив тележку в коридор, он погасил свет в лифте и не до конца прикрыл бронзовую дверцу.

Банда была в своей стихии, если ты гангстер, то чужая насильственная смерть заставляет тебя действовать быстро и эффективно, как обычный человек не смог бы никогда; даже я, ученик, еле живой от страха и перевозбуждения, выполнял поручения, думал и двигался так, как того требовали чрезвычайные обстоятельства. Я не знаю, что они сотворили с телом, но теперь оно лежало совершенно мертвым и недвижным на кофейном столике; Ирвинг расстилал нью-йоркские газеты и номера «Онондага сигнэл» на тележке; кто-то скомандовал «раз, два, три», и мужчины стащили гигантский труп Джули Мартина с кофейного столика на газеты; смерть — это грязь; смерть — это отбросы; и именно так они с трупом и обращались; Лулу сморщил нос, а Микки даже отвернул голову, когда они возились с этим мешком человеческой падали. Мистер Шульц сидел в кресле, как Наполеон, опустив руки на подлокотники, он даже не удосужился бросить взгляд в ту сторону; он думал о будущем — что, интересно, он замышлял? Гениальный инстинкт подсказывал ему, что, каким бы резким и неожиданным ни был смертельный удар, он нанесен вовремя; вот почему великих гангстеров если и ловят, то только на расчетах, копиях финансовых документов, нарушениях налоговых законов, чековых книжках и других подобных абстракциях, а вот убийства к ним почти не пристают. Заметанием следов руководил Аббадабба Берман; он ходил взад-вперед своей переваливающейся походкой, шляпа заломлена на затылок, сигарета торчит во рту; именно мистер Берман догадался взять трость убитого и положить рядом с телом. Он сказал мне:

— Спустись вниз, малыш, и прикрой перевозку на лифте.

Я бежал вниз, перепрыгивая через три ступеньки, кружась вокруг стояков на лестничных площадках, и стрелой домчался до холла, где на стуле у лифта, под ветками большого змеиного дерева дремал, уронив голову на грудь, лифтер. Дежурный был чем-то занят у своего стола рядом с почтовыми ящиками. Холл был пуст, улица тоже. Я следил за указателем этажей, стрелка дрогнула, поползла вниз, дошла до первого этажа и нырнула еще ниже, на цокольный этаж.