Бумажные розы

Не замечая настроения взрослых, дети радовались жизни. Они бежали впереди и трещали без умолку, словно сороки. Даже Дэниел улыбался и возбужденно рассказывал Кармен о какой-то своей задумке, которую он собирался осуществить днем.

Эви сплела пальцы с пальцами Тайлера и сжала его руку. Он вознаградил ее за понимание поцелуем в лоб.

Дети не ждали их и бежали домой, поднимая шум на всю улицу. Однако, увидев на крыльце незнакомого мужчину, они как по команде замерли и притихли.

Тайлер вышел чуть вперед, заслонив Эви плечом. Впрочем, незнакомец не выглядел опасным. Сразу было видно, что человек этот проделал долгий путь. Длинный парусиновый плащ, перекинутый через руку, был сильно помят и весь покрыт пылью; дорожная сумка имела столь же потрепанный вид, как и ее хозяин. Он не был особенно высок. В глаза бросалась остроконечная эспаньолка. Но если в бородке серебрилась седина, то на голове волосы были черными, как у юноши.

Впрочем, отнюдь не это сразу привлекло внимание Тайлера.

Глаза незнакомца.

Заглянув в них, Тайлер вдруг понял, что точно такие же глаза у Эви и у всех детей Родригесов.

Почуяв нехороший холодок в груди, он оглянулся по сторонам, чтобы проверить свое впечатление. Ошибки быть не могло. И как это он раньше не подмечал сходства между ними? Наверное, потому, что внешность детей явно указывала на их испанские корни. Оливковая кожа, черные волосы, небольшой рост — все перешло к ним от отца-мексиканца. У Эви же цвет лица был как у английской розы, локоны отливали каштаном, и, хотя она не была особенно высокой, у Тайлера язык не повернулся бы назвать ее маленькой. Они были совсем разные. Во всем, за исключением глаз.

Загадочные, чуть раскосые глаза цвета терновой ягоды, смотревшие из-под длинных тяжелых ресниц, действовали на него завораживающе. Раньше он как-то не замечал этих глаз у детей, наверное, потому, что ему было достаточно любоваться глазами Эви. Но появление на крыльце дома незнакомца с точно такими же глазами словно дало Тайлеру в руки ключ к разгадке.

Подав Эви и детям знак не двигаться, он вышел вперед.

— Мы чем-нибудь можем вам помочь? — вежливо спросил он, одновременно скользнув острым взглядом по одежде незнакомца в поисках спрятанного револьвера. Но тот был, похоже, безоружен. Однако в следующую секунду глаза Тайлера натолкнулись на кисточку для рисования, торчавшую из кармана плаща этого человека, и к горлу его подкатил комок.

Незнакомец оглядел их всех по порядку, начав с малышки Марии и закончив Дэниелом и Эви. Лицо его выражало недоумение.

— Мне сказали, что здесь живут Родригесы. Мне нужна Ангелина Родригес.

На этот простой вопрос, однако, нелегко было дать ответ. Этот человек, судя по всему, являлся родственником, и притом близким, этим детям, а значит, и их матери. Тайлер не готов был с ходу обрушить на него известие о том, что Ангелина Родригес несколькими неделями раньше была смыта потопом. С другой стороны, он не знал, как ему объяснить то, что он, Эви и Дэниел живут теперь в этом маленьком домишке. Он решил ответить уклончиво:

— Тайлер Монтейн к вашим услугам. Можно узнать ваше имя?

Незнакомец как-то неловко улыбнулся и, обтерев пыльную ладонь об одежду, протянул ее для рукопожатия:

— Простите мне мою невоспитанность, мистер Монтейн. Меня зовут Джеймс Пейтон, я брат Ангелины.

Тайлер услышал, как за его спиной тихонько охнула Эви. Мистер Пейтон удивленно покосился на нее. Тайлер пожал ему руку.

— Ну что ж, мистер Пейтон, мы очень рады вас видеть. Только, боюсь, у нас печальные известия. Почему бы нам не пройти в дом?

Манеры Тайлера выдавали в нем благородное воспитание. Машинально отметив про себя сей факт и чувствуя, как бешено колотится сердце в груди, Эви проводила мужчин глазами, но сама не сдвинулась с места. Ноги ее будто вросли в землю. Дети остались с ней. Их распирало любопытство, но они ждали от Эви указаний. Наконец, хромая, к ней подошел Дэниел и толкнул под локоть:

— Пойдем. Это, должно быть, дядя Кармен. Эви растерянно смотрела на Дэниела:

— Он сказал, что его зовут Пейтон.

Честно говоря, она предвидела подобный поворот событий, когда отсылала вторую телеграмму. Эви еще не забыла свой визит на кладбище, где видела фамилию Пейтон на надгробных плитах. Она надеялась, и надежда жила в ней с самого рождения вот уже на протяжении двадцати лет. Но надежда эта была понятием абстрактным и нереальным.