Она слышала, как над ней смеются поколения потомков Агнес Безумцер.
Даже если эти двое настолько честны, чтобы захотеть вернуть книгу, они вряд ли будут мучаться, разыскивая домик, который еле видели в темноте.
Единственная надежда была на то, что они не знают, что им досталось.
У Азирафаила, как и у большинства продавцов в Сохо, специализирующихся на книгах, которые трудно найти, и продающих их только избранным знатокам, в магазине была задняя комната, и то, что в ней находилось, было гораздо более эзотерично, чем что-либо, обычно находящееся в шуршащем пакете для Покупателя, Знающего, Что Ему Нужно.
Особенно он гордился своими книгами пророчеств.
Обычно это были первые издания.
И каждая была подписана.
У него был Роберт Никсон[28], и Марта Цыганка, и Игнатий Сивилла, и Старый Оттвелл Биннс. Нострадамус написал «Другу старому Азирафаилу, с пожеланиями наилучшими», мать Шиптон пролила на его экземпляр какой-то напиток; а в ящике с контролируемым климатом в одном из углов был оригинальный свиток, написанный дрожащим почерком Святого Иоанна Богослова Патмосского, чье «Откровение» было вечным бестселлером. Азирафаилу он показался приятным парнем, только очень уж любящим необычные грибы.
Чего в коллекции не было, так это экземпляра «Прелестных и аккуратных пророчеств Агнес Безумцер», и Азирафаил вошел в комнату, держа ее так, как чокнутый филателист держал бы «Голубой Маврикий», наклеенный на открытку от его тетушки.
Он никогда еще не видел эту книгу, но он слышал о ней. Каждый торговец (надо учесть, что это очень специализированная торговля, и таких торговцев всего около дюжины) о ней слышал. Ее существование – такой вакуум, вокруг которого сотни лет вращались самые разные и самые странные истории. Азирафаил понял, что не знает, можно ли вращаться вокруг вакуума, и плюнул на это; «Прелестные и аккуратные пророчества» заставляли «Дневники Гитлера» выглядеть грубой подделкой.
Его руки почти совсем не дрожали, когда он положил книгу на верстак, надел пару хирургических резиновых перчаток и благоговейно ее открыл. Азирафаил был ангелом, но также он поклонялся книгам.
На первой странице было написано:
Прелестные и Аккуратные Пророчества
Агнес Безумцер.
Шрифтом чуть поменьше:
Точное, Безошибочное Изложение Событий С Сегодняшнего Дня До Конца сего Мира.
Далее шрифт вновь увеличился:
Внутри найдете Множество Различных Чудес и Указаний Мудрецам.
Другим шрифтом:
Более полная, чем что-либо напечатанное раньше.
Шрифтом поменьше, но заглавными буквами:
КАСАЮЩАЯСЯ СТРАННЫХ ВРЕМЕН, ЧТО ГРЯДУТ.
Слегка отчаянным курсивом:
И страннейшие происшествия.
И вновь крупным шрифтом:
«Напоминает лучшие произведения Нострадамуса»
– Урсула Шиптон.
Пророчества были пронумерованы, и их было больше четырех тысяч.
– Спокойно, спокойно, – пробормотал сам себе Азирафаил. Он сходил в маленькую кухоньку, сварил себе немного какао и сделал несколько глубоких вдохов.
Потом он вернулся и прочел первое случайно выбранное пророчество.
Сорок минут спустя какао было все еще не тронуто.
Рыжеволосая женщина в углу гостиничного бара была самым успешным военкором в мире. Сейчас у нее был паспорт на имя Кармин Зуигибер, и она ездила туда, где были войны.
Ну… Более-менее.
Вообще-то она ездила туда, где их не было. Там, где они были, она уже побывала.
Ее не особо знали, разве что коллеги. Соберите полдюжины военкоров в баре аэропорта и разговор будет двигаться, как показывающий на север компас, от Мерчисона из «Нью Йорк Таймс» к Ван Хорну из «Ньюсвик», а от того к Анфорфу из «Ай.Ти.Эн. Ньюз». Военкоры из Военкоров.
А когда сами Мерчисон, и Ван Хорн, и Анфорф встречаются в сгоревшем жестяном домике где-то в Бейруте, Афганистане или Судане, после того, как полюбуются на шрамы друг друга и немного выпьют, они обмениваются благоговейными историями о «Ржавой»[29] Зуигибер, из «Национального Мирового Еженедельника».
— Эта тупая газетенка, – говорил Мерчисон, – совершенно не представляет, что ей досталось.
Вообще-то «Национальный Мировой Еженедельник» вполне представлял, что ему досталось: Военкор. Вот только он не знал, почему, и что с ним теперь делать, когда он (точнее, она) есть.
28
Полудурок из шестнадцатого века, никак не связанный с каким-либо президентом США. Прим.авт.
29
Вообще-то рыжей, но т.к. здесь намек на цвет крови, я решил оставить оригинальный цвет – хоть и звучит некрасиво. Прим.перев.