Суд волков

– Простите меня, – пробормотал Фалуа. – Я и в самом деле глупец.

Голос его стал хриплым.

– И еще мне сказали, – добавил он, – что она убила своего брата и что ее судили за колдовство…

– Чем так заинтересовал этих милых людей ее брат? – спросил Жак.

– Дени д'Аржанси был еще одним протеже Иоанна Бурбонского. И масоном.

Жозеф онемел. Положительно, некая темная сила накрыла единой сетью отца Франсуа и брата Жанны.

– И что же? – спросил он, силясь сохранить хладнокровие.

– Морвилье был очень привязан к Дени д'Аржанси и не мог утешиться после его ужасной смерти. Он был бы счастлив погубить вашу жену и близких ей людей.

– Стало быть, и меня, – заключил Жозеф. – И Франсуа.

– У него было два сильнейших мотива в деле, которое он мне поручил. Он хочет, чтобы Франсуа де л'Эстуаль прислуживал ему…

– Довольно!

Жозеф встал, преисполненный отвращения. Ему захотелось перечитать собственные максимы, чтобы вернуть прежнее спокойствие духа. Он задыхался.

– Мессир! – вскричал Фалуа. – Я рассказал вам все! Вы обещали!

– Вы опрокинули мне под ноги тачку с нечистотами!

Узник поднял на Жозефа умоляющий взгляд. Из глаз его текли слезы.

– Я раскаиваюсь, – сказал он. – Меня обманули. Что вы собираетесь делать? Не оставляйте меня прозябать здесь! Я умру! Меня убьют!

Закрыв лицо руками, он зарыдал.

Несчастная жертва власти! – сказал себе Жозеф. Он подумал о мужестве Жанны. И о мужестве Франсуа, который схватил Фалуа и добился его ареста.

– Мессир! – душераздирающе выкрикнул Фалуа.

– Ваша исповедь омерзительна, – промолвил Жозеф. – Но она спасла вам жизнь. Я прямо сейчас отправлюсь к князю-архиепископу.

Он позвал стражника, который открыл ему дверь, и вышел понурив голову, отягощенную гнусными признаниями Фалуа.

– Надо будет уведомить короля, – сказал Александр Люксембургский, когда Жозеф пересказал ему откровения Фалуа, естественно, опустив те, которые касались Жанны и Франсуа де л'Эстуаля. – Но государю сейчас не до этого. Он занимается отменой Пероннского договора. В любом случае я извещу Фише письмом.

– А Фалуа? – спросил Жозеф.

– Хорошо понимаю, как он вам досадил. Действительно, я могу дать ему другое имя, объявив, что он умер в тюрьме. Или сбежал. – Эта мысль заставила его улыбнуться. – Его побег встревожит Морвилье, – продолжил он. – Да, именно так, мы скажем, что Фалуа сбежал, и дадим ему другое имя. Вы говорите, что он преподавал греческую философию? А почему бы вам не использовать его в "Труа-Кле"? Он будет предан вам душой и телом!

Князь-архиепископ затрясся от смеха, развеселившись от собственной идеи. Жозеф удивился. Однако мысль была недурна.

– Если вы возьмете его, он будет тотчас отпущен на свободу, – сказал прелат.

– Сначала я должен убедить Франсуа де л'Эстуаля, – ответил Жозеф.

Страсбург и в самом деле оказался утомительным городом. Жозеф простился с Александром Люксембургским, но у самой двери обернулся:

– Ваше преосвященство, каким образом разрешим мы проблему с Морвилье?

– Мы подумаем об этом, мессир, мы подумаем. Я не люблю, когда меня выставляют дураком!

25 Горькая победа

Ты с ума сошел? Такой была первая реакция Франсуа на предложение Жозефа. Оно последовало за долгим рассказом.

– Этот человек оказал нам огромную услугу, – сказал Жозеф. – Он открыл нам, кто наши враги. Враги Жанны. И твои. Он раскаялся. Ты будешь владыкой его жизни и смерти. Достаточно раскрыть его подлинное имя, и он покойник. Ты ведь хочешь печатать греческие тексты. А он знаток греческой философии.

Франсуа внезапно расхохотался.

– Жозеф, я тебя обожаю! – вскричал он. – Возможно, ты безумец, но безумец гениальный.

На следующий день Жозеф привел в мастерскую бородатого человека, которого представил как Жереми Ле Гито. Это был Эмар Фалуа: узнав его, несмотря на еще не слишком густую бороду, все ощетинились. Эллинист бросился к ногам Франсуа и стал целовать ему руки.

– Простите меня, мессир! Во имя Иисуса, простите! Меня обманули!

Арминий, Кокельман и подмастерья изумленно взирали на эту сцену. Дерзкий враг превратился в покорного раба. Они не унизили себя злорадством и сохранили бесстрастный вид.

– Встаньте, Ле Гито, – сказал Франсуа. – Мы используем ваши познания в греческом языке.

Жозеф обнял Франсуа, попрощался с Арминием, Кокельманом и подмастерьями и уехал. Он хотел быть с Жанной. На земле существовала только одна гавань, только одно убежище – и это была Жанна.