49  

Оставалось вооружиться смелостью и терпением.

Двадцать девятого августа Людовик XI прибыл к воротам Парижа; он остановился во дворце на северо-западе от Монмартрских ворот, который прозвали Петушиным замком, ибо построил его человек по имени Кок[23].

Париж стал готовиться к встрече.

Филипп Добрый впервые за долгое время появился в столице и поселился, естественно, в Бургундском дворце на улице Моконсей, где некогда жил его отец Иоанн Бесстрашный. Значение этого было очевидно: вчерашний враг расположился в Париже как дома. Более того, он устроил блистательный спектакль: в понедельник тридцать первого августа с большой помпой выехал через ворота Сен-Дени и отправился встречать короля в Ла-Шапель.

Процессию открывали сто шестьдесят шесть францисканцев в коричневых рясах, за ними следовали сто шестьдесят восемь доминиканцев в белом и тридцать три священника прихода Сен-Северен в золотистых мантиях. Затем появились пять дам на лошадях, перед которыми шествовал герольд в панцире, окрашенном в цвета Парижа. Каждая из дам держала в руках щит с изображенной на нем буквой – вместе они составляли слово Paris, Париж. Буква Р означала мир, А – любовь, R – разум, J – радость, S – безопасность[24].

На улицах во множестве толпились люди, приехавшие со всех концов Франции. Они восторженно глазели на шествие. Епископ Парижский, прево торговцев, четверо эшевенов, священники двух приходов в вышитых мантиях, семьдесят восемь августинцев в черных рясах, судейские из Шатле в красном и фиолетовом, послы, которых все сочли греческими, чиновники Палаты счетов во главе с первым ее президентом, кардинал де Лонгейль, капитул собора Парижской Богоматери… Фактически весь бургундский двор: Иоанн Калабрийский, сын короля Рене, бастарды Филиппа Доброго Филипп Брабантский и Антуан Бургундский, прозванный Старшим Бастардом. И Жан де л'Иль-Адан, новый прево Парижа. Королевские приближенные. Людовик Люксембургский, сын хранителя печати Филиппа Доброго.

– Наш Париж стал бургундским! – воскликнул кто-то из зевак.

Действительно, ради придания церемонии большей пышности значительная часть войска герцога Бургундского приняла участие в шествии: четыре тысячи человек. Способ показать простолюдинам, кто тут самый сильный. Лучники графа де Шароле шли впереди лучников его отца, Филиппа Доброго.

Наконец, сам герцог Филипп: живые мощи на коне с огромным рубином во лбу, под черной шелковой попоной с золотой вышивкой. Шляпа, куртка, штаны, шпага, седло сверкали золотом и драгоценными камнями. За герцогом ехал паж, державший в руках шлем, тоже с рубином, таким громадным, какого еще никто не видел. Далее гордой поступью шествовали восемь лошадей, усыпанных драгоценностями.

Следом сеньоры: Иоанн Бурбонский, граф Вандомский, Эберхард, граф Вюртембергский, Иоанн, герцог Клевский, Иоанн, граф Неверский, Антуан, Старший Бастард… И за ними за всеми – богато изукрашенные лошади.

Филипп выехал вперед, чтобы приветствовать Людовика.

Именно герцог Бургундский принимал в Париже короля Франции. Какая блистательная победа над умершим королем!

Наконец процессия двинулась обратно в Париж.

У ворот Сен-Дени прево торговцев Анри де Ливр вручил королю ключи.

Затем королевский кортеж вступил в столицу вслед за кортежем Филиппа Доброго, от коего его отделял только шут, стоявший в седле на четвереньках. Сто лучников в шлемах двинулись по главной улице Сен-Дени, за ними следовали армейские герольды, оруженосцы… Потом новый глава казначейства Жан Бюро, Бернар Арманьяк, граф де ла Марш, Иоанн II, герцог Бурбонский, Филипп Савойский, граф де Брес и брат королевы, другие знатные сеньоры.

Восхищенные зеваки любовались лошадьми, более нарядными, чем принцы, и вельможами в шелках, золоте и драгоценных каменьях. Под ярким бархатным августовским солнцем они переливались тысячью оттенков, среди которых попадались и совсем небывалые, например малиново-золотистый. Из каждого уличного окна высовывались десятки любопытных, заплативших за место немалые деньги.

Наконец появился сам король на лошади под лазурным балдахином, который несли представители шести парижских цехов. Он был в костюме из белого дамаста, прошитого золотой нитью, из-под черного капюшона виднелась угрюмая физиономия – длинный нос с горбинкой и маленький капризный рот. Его никак нельзя было назвать весельчаком, и в этом он не отличался от отца. Но ведь все Валуа с детских лет жили в атмосфере страха и ненависти, вдобавок им обычно подбирали скверных жен – что ж удивляться, если они так и не научились радоваться жизни.

  49  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×