124  

Вспомнить бы! Тяжела ты, жизнь революционера!

– Что вы скажете об этом, Александр? С бараньей лопатки удаляем жир, жарим на вертеле, но только с одной стороны...

Широченная ладонь взяла его за локоть.

– Спасибо, Огюст! Я – тиран во всем, что касается кулинарии, но все-таки не изувер. Вам не до рецептов, вы недавно с баррикад. И спешили ко мне не для дегустации. Сейчас мы выпьем оранжада – свежего, утром приготовил! – и я к вашим услугам. Но в дальнейшем... говорите, на вертеле? с одной стороны?..

5

– Имя д’Эрбенвиля мне назвал Леон. Он привел ряд интересных подробностей...

– Топаз, – подсказал Шевалье.

– И карточка с четным номером. Не знаете? Четный – завербовался добровольно. Пеше видели в ту ночь по дороге к пруду. Вызов на дуэль – несомненный факт. Я сопоставил – и написал в очерке.

В маленьком кабинете стол тоже пришлось освобождать – от груды рукописей и вороха обгрызенных перьев. На гладкую поверхность легла вырезка из «Шаривари».

– Касательно трех иностранцев вам лучше узнать в комиссариате...

– Так и сделаю, – хмыкнул Огюст. – Сразу после ареста, перед заполнением протокола. Вдруг не откажут?

Дюма вздохнул, поставил локти на стол, ткнулся подбородком в сжатые кулаки. Теперь он ничем не походил на добродушного повара.

– Три версии, говорите? Иностранцев пока оставим в покое. Оба гвардейца отпали... А если иначе подойти? Вдруг сам Галуа указал на убийцу? Вспомните! – называл ли бедняга, умирая, чье-то имя? В любом контексте?

Взгляд литератора отяжелел, налился металлом. Он давил, прижимал к спинке кресла. Огюст испугался, что Дюма умеет читать мысли. Не просто читать – видеть, как ожившие картинки.


– Что ты делаешь?!

– Я? Убиваю...


– Галуа назвал единственное имя – мое. И повторил его несколько раз. Александр, я понимаю, в нашем деле подозревать следует всех. Все выходит очень логично. Умирающий назвал человека, но не решился сказать, что он – убийца. Потому что...

– Потому что вы – его друг.

Ударило, зачастило сердце. Шевалье вновь понял – прочувствовал! – что и такое допустимо. Безумие настигло его во время дуэли с Топазом. Но это могло быть и не в первый раз. Перед гибелью Галуа он зачем-то чистил пистолеты.

Перед – или сразу после?

– ...не верю, Огюст!

Дюма встал, отошел к подоконнику, мотнул косматой головой.

– Не знаю, какой я драматург... Но в людях вроде бы разбираюсь. Вы не убийца. Случилось что-то страшное, пока необъяснимое. Ищите, боритесь! Видит Бог, помогу, чем только сумею...

– Спасибо.

Слово обожгло. В рот плеснули горячим свинцом. Цепь, ведущая к убийце, захлестнулась на горле Шевалье. И чем дольше он будет тянуть...

– Успокойтесь! Нам требуется мужество. И вам в первую очередь, – на полных губах Дюма заиграла улыбка. – Хотите, я вас развеселю? Смотрели «Нельскую башню»? Не вздрагивайте, я сам все понимаю. Недаром отказался ставить подпись. Хотя есть славные диалоги... «И убийца не раз являлся ей в снах!» Звучит! Но я о другом.

Рука нырнула в стопку бумаг, выхватила конверт.

– Вчера получил. «Дорогой господин Дюма! Пишет Вам большой поклонник и ценитель Вашего...» Это пропускаем. Вот! «...Просил бы у вас разрешения на перевод „Нельской башни“ на датский язык ради постановки ее в Копенгагенском драматическом театре. Не скрою, пьеса требует большой переделки с целью улучшения. Прежде всего действие ее переносится в Данию, сама же башня будет находиться в замке Кронборг. Число персонажей без особого труда сократим вдвое, учитывая нынешние штаты театра. Имеет также смысл облагородить финал, не только наказав порок, но и вознаградив добродетель, для чего ввести роль честной горничной и, к примеру, находчивого трубочиста...» Находчивый трубочист, а? Горжусь, что мое творение вызвало такой шторм воображения. Обязательно напишу этому... как его?.. Да, Жану Кристиану Андерсену. Вам легче, Огюст?

– Благодарю, – Шевалье встал. – Я бы на вашем месте согласился. Нельская башня в Эльсиноре? – Гюго лопнет от зависти. А у меня вопрос тоже исторический, но о временах не столь давних. Год назад вы наводили справки об одном из алюмбрадов...

– Алюмбрады?! О-о-о-о-о!

Дюма взмахнул руками не хуже премьер-любовника из «Гран Опера». В глазах загорелись вольтовы дуги.

– Вот она, страшная тайна Минувшего! Тайна, погубившая Старый Режим, испепелившая монархии в Европе, навеки изменившая Историю. О-о-о-о-о! Тяжек саван забвения, но в нашей воле скинуть его, обнажив желтый скелет Истины. Ибо не Мирабо, не Лафайет, не кровавый Марат свершили нашу Революцию – мать всех революций. Те, кто брал Бастилию, – лишь пешки, двигаемые рукой мировой закулисы!.. марионетки, следующие приказам из Мюнхена...

  124  
×
×