Алюмен. Книга первая. Механизм Времени

Только сейчас я понял, что Филон говорит по-немецки. Мне хорошо знаком язык наших соседей, но я готов поклясться, что никогда не слышал такого диалекта. Впрочем, не это заставило меня похолодеть. Голос рассказчика стал чужим, грубым. Алхимик исчез, с нами разговаривал кто-то другой.

Я похолодел. Консьержери и эшафот – не самое страшное из того, что может случиться с человеком.

– Простите, господа! – Филон передернул плечами, сел на ближайший лежак. – До сих пор накрывает, как только вспомню. Я плохо сплю. Страшно... Успокаиваю себя тем, что просто сошел с ума. Знаете, наши мечтатели, надеясь на прогресс науки и техники, даже не представляют, насколько они правы. В газовой камере можно убить сотню человек за три минуты – и за полчаса превратить трупы в пепел. Гильотен с его «механизмом» – щенок, жалкий дилетант!

– Погодите, господин Филон! – не выдержал я. – Здесь принято рассказывать сказки, но это – не сказка. Извольте объясниться! Иначе мне будет казаться, что я уже попал в ваш... Как вы его назвали, этот ад?..»

Шевалье с трудом удержался, чтобы не скомкать безвинную бумагу. Зачем Дюма переписывал такую пакость? Лучше уж Нельская башня, чем ад под названием Аушвиц. Вспомнился разговор с товарищами по Обществу – о «местах для концентрации» врагов народа.

Не пропала, выходит, задумка?

«Комиссары и евреи, неспособные к труду...» За что убивают комиссаров, Огюст помнил. Дед, комиссар Конвента, сложил голову на эшафоте в страшные месяцы террора. А евреи? Средневековье с погромами и гетто давно кончилось, в цивилизованных странах евреи уравнены в правах...

Он хотел взять следующий лист – и не смог. Кровь Господня, он и так нахлебался по самое горло! Надо немедленно, сейчас же рассказать обо всем Бриджит! Как он смел тянуть, сомневаться? Она поймет, она все объяснит, с ней станет спокойно...

На какой-то миг Огюст осознал всю странность происходящего, захотел остановиться, собраться с мыслями. Поздно! Правая рука уже шарила по спинке стула, снимая куртку. Левая рылась в кармане в поисках мелочи. На фиакр должно хватить... не хватит – пешком, бегом...

«Не бойся, дурачок. Иди ко мне».

2

Черный-красный, ночь-день. Ступеньки прыгали под ноги, молоток прильнул к ладони.

– Мне Бри... Баронессу Вальдек-Эрмоли!

– Баронесса занята...

– Срочно!

Ковровая дорожка казалась бесконечной, словно дорога до Марса. Аристократы с портретов смотрели вслед, морщась от недоумения. Мелькнула и пропала мысль о том, что бы он делал, не окажись Бриджит дома, на роскошной улице Гренель.

Она – здесь! Сейчас он ее увидит... Медь дверной ручки обожгла пальцы. Холодом или огнем, Огюст понять не успел.

– Я... Здравствуй!

Ее глаза – напряженные, слегка растерянные. Надо извиниться, все объяснить... Слова не шли на язык. Путались, цеплялись друга за друга – снежинки, звенья в цепи, зубчатые колесики в часовом механизме.

– Поговори со мной, Бриджит. Пожалуйста! Я... Мне ничего не надо. Я не стану мешать. Мне просто хочется с тобой поговорить, рассказать... Неужели тебе так трудно?.. выслушать... меня!..

Ее глаза – близко, рядом. Гнев? Испуг? Нет, баронесса не сердилась, она жалела Огюста. Жалела – больного? мертвого?! Восставшего из гроба мертвеца, без спросу заявившегося в особняк Де Клер?

Шевалье очнулся – и увидел себя со стороны.

Бледный, небритый, в расстегнутой куртке. Волосы давно не мыты и не чесаны, торчат, как иглы у сумасшедшего ежа. Взор горит лихорадочным огнем. Течет слюна из угла рта. Тянутся руки, пальцы хватают воздух, умоляют...

– Выпей! Немедленно!

Откуда взялся высокий бокал, он не знал. Послушно отхлебнул какой-то напиток, проглотил. Скривился от полынной горечи, ощутил легкий озноб, сбежавший от затылка вниз по хребту.

– Я знала, что ты придешь. Сядь!

Неожиданно сильная рука толкнула в плечо. Он не стал спорить, присел на банкетку – разлапистое кривоногое чудище в стиле Марии-Антуанетты. Баронесса взяла стул, пристроилась рядом.

– Поговори... – снова начал Шевалье, но осекся.

Желание не пропало, но ушло в тень. Он начал замечать то, на что вначале и внимания не обратил. На баронессе – простое белое платье. Бриллиантовая россыпь исчезла, съежившись до колечка с голубоватым огоньком солитера. Лицо Бриджит не скрывают белила и пудра. Нет, оно не стало старше, разве что – проще, понятнее. Не слишком молодая и не слишком счастливая женщина.