Алюмен. Книга первая. Механизм Времени

«Единый плод от трона я желаю – стать Милосердным искренне мечтаю...»

• Del piu sublime soglio
• L’unico frutto e questo...

Зануда аж зажмурился от удовольствия. Сияет огнями зал Пражской оперы. Взмах волшебной палочки кудесника-дирижера. Первые, сладчайшие звуки увертюры... О, Прага! Это вам не Вена, где свихнулись на «Женитьбе Фигаро».

О, Моцарт!

О, лейтенант Торвен! Бой идет, болван!..

Торвен мысленно приговорил себя к расстрелу и, опираясь на ружье, как на костыль, с невиданной резвостью подскочил к краю стены.

• Tutto e tormento il resto,
• E tutto e servitu...

Тело второго «потопельника» рухнуло прямо в отвратительное пятно. Задергалось, затрепыхалось скользкой медузой. Морячок пытался встать – без толку. Куда угодил шар моргенштерна? какие сокрушил кости? – гуманист по природе, Торвен целился бы в позвоночник. Но у князя могли быть иные предпочтения.

Тень!

Зануда закусил губу. Болванов из-под паруса и впрямь не стоит бояться. Но этих... Тварь вынырнула из мрака и молча, не издав ни звука, кинулась на князя. Тот почуял, обернулся, но тень мчалась слишком быстро...

Бах!

Дикий визг, полный боли и ненависти.

Андерс Эрстед управился с ружьем одной рукой, примостив изобретение Паули между зубцами стены. Вспышка выстрела сделала тайное – явным. Течет пена с клыков, дыбом встал гребень на черной спине, хвост лупит по ляжкам. Пуля не убила, но задержала хищника, подарив Волмонтовичу нужную секунду.

Князь отсалютовал моргенштерном, раскрутил вокруг себя «звезду» разбойного герцога, взвинтил ночь свистом...

Тени попятились.

• Che avrei, se ancor perdessi
• Le sole ore felici...

«Готов отринуть власти бремя прочь, дабы друзьям в тяжелый час помочь...» Перенеся вес на здоровую ногу, Торвен без особой спешки прицелился. Вот она, мишень, – несется, как сухопутный пироскаф британца Стефенсона, на всех парах.

Бах!

Визг, вой. Жаль, надежных разрывных пуль в наше время не изобрели.

– Браво, лейтенант!

Третий «потопельник» удался на диво резвым – нырнул под «звезду», упал на четвереньки, неуклюжей рысцой потрусил к спасительному причалу. Там родной парус, там можно тихо умереть... уснуть... видеть сны... Не в силах завернуть дезертира, гиена старалась любой ценой достать князя – извивалась по-змеиному, прыгала, заходила сбоку. В лунном свете ее шкура казалась залитой кровью.

Увернувшись от клыков, Волмонтович бросился вдогон шведу.

• Al merto, e alla virtu?
• Del piu sublime soglio...

Торвен даже не сумел определить, кому досталось первому. Кажется, все-таки гиене – разразилась лающим плачем, откатилась за статую Ольгера. Дезертир тоже лег в траву – вздрагивающая куча тряпья, из которой нелепо торчали сношенные бахилы.

«Отдыхай, свеон, – кивнул гуманист Зануда. – Завтра труповозку пришлем».

Все?

Ба-бах! – возразила аркебуза.

Сеньор-сержант бил в яблочко, верней, в бок хитрой твари, прыгнувшей на Волмонтовича из-за постамента. «От вам всем, нежить стокгольмская!» – ветеран огладил седые усы, подбоченился, по грудь высовываясь из-за зубца...

Щелк!

Знакомый выстрел: «Ментон» или «Гастинн-Ренетт»...

На этот раз стрелок-невидимка промаха не дал. Отставной сеньор-сержант Оге Ольсен кулем сполз на холодные камни галереи. Вместо рта, в обрамлении черных от крови усов, зияла дыра. Затылок старика разнесло в клочья. Подбежала Пин-эр, опустилась на корточки, кончиками пальцев коснулась шеи. Прощай, верный сторож!

Кажется, победу начали праздновать слишком рано.

– Князь, назад! Возвращайтесь!..

Уцелевшая гиена скользила от берега, утонувшего в тумане. Тварь шла не одна. Перед ней двигался строй новобранцев. Сутулые спины, поникшие головы, ходьба зигзагом. Лиц не разглядишь, но оно и к лучшему. И по одежке не встретишь: тот – моряк, этот – в цивильном, который с краю – в нищенском рванье.

Трое... четверо... семеро...

– Князь!!!

Прыжок, другой. Руки князя вцепились в веревку. Он напоминал пирата, идущего на абордаж. Зубы закусили цепь славно послужившего моргенштерна – не брошу, приятель! Вместе бились, вместе уйдем...

Волмонтовича встретили аплодисментами. Зануда аплодировал громче всех. Bravo! Bravissimo! Виват, баритон! Князь церемонно раскланялся, взял оружие в руки, грохнул «звездой» о стену.

– И все-таки Моцарт, – заметил он, – не мое. Ольсен, старина... Ольсен!

Стоя над убитым стариком, князь поднял руку ко лбу, словно собираясь перекреститься. Раздумал – птицей, сбитой влет, рука упала вниз.