Кейт полюбила Роберто, когда ей было тринадцать, а ему – на восемь лет...
Люк вышел обратно в коридор и охлопал сперва ковер на полу, затем стены, в надежде найти, откуда дует.
— Точно не сквозняк, — сказал он доктору. — Если только здесь не прямой воздуховод с Северного полюса. Нигде ни щелки.
— Интересно, кто спал в детской, — рассеянно полюбопытствовал доктор. — Или после отъезда детей ею уже не пользовались?
— Смотрите! — указал Люк. В углах коридора, над дверью в детскую, ухмылялись две головы; задуманные, видимо, как забавные украшения, они веселили не больше нарисованных животных. Лица застыли, навеки искаженные смехом, неподвижные взгляды сходились в самом средоточии зловещего холода.
— Когда встаешь там, где они тебя видят, — объяснил Люк, — они тебя морозят.
Доктор с интересом выступил в коридор и поднял голову.
— Не оставляйте нас одних! — крикнула Теодора и выбежала из детской, таща Элинор за руку. Холод ощущался как быстрое ледяное касание или морозный выдох. — Будем здесь охлаждать пиво. — И она показала скалящимся физиономиям язык.
— Я должен составить полный отчет, — объявил доктор, очень довольный.
— Это не безразличный холод, — проговорила Элинор смущенно, поскольку сама плохо понимала, что хочет сказать. — Я почувствовала его как что-то сознательное, как будто мне нарочно хотят сделать неприятно.
— Думаю, это из-за лиц, — ответил доктор; он, стоя на четвереньках, ощупывал пол. — Мерную ленту и градусник, — сказал он себе. — Мел, чтобы очертить контур; возможно, холод усиливается по ночам? Все хуже, — он поднял глаза на Элинор, — когда думаешь, что на тебя смотрят.
Люк, поежившись, шагнул через холодное место и закрыл дверь в детскую; обратный путь он проделал прыжком, словно надеялся таким образом избежать холода. Как только дверь закрылась, все почувствовали, насколько темнее стало в коридоре, и Теодора сказала нетерпеливо:
— Давайте спустимся в наш будуар, а то здесь холмы как будто на тебя наваливаются.
— Шестой час, — сказал Люк, — время коктейля. — Он повернулся к доктору. — Вы позволите мне после вчерашнего снова смешать мартини?
— Слишком много вермута, — ответил доктор и поплелся за ними, поминутно оглядываясь на детскую.
— Я предлагаю, — сказал доктор, откладывая салфетку, — забрать кофе в наш будуар. На мой взгляд, там повеселее.
Теодора хихикнула.
— Миссис Дадли ушла, так что давайте пробежимся, откроем все двери и окна, снимем все с полок…
— Без нее дом какой-то другой, — заметила Элинор.
— Более пустой, — кивнул Люк.
Он составлял кофейные чашки на поднос. Доктор ушел вперед — открывать двери и припирать их стульями.
— Каждый вечер я внезапно осознаю, что мы здесь одни, — продолжил Люк.
— Забавно, ведь миссис Дадли не очень-то с нами приветлива. — Элинор взглянула на стол. — Я люблю ее не больше вашего, но мама ни за что не позволила бы мне оставить такой стол на ночь.
— Если миссис Дадли хочет уходить до темноты, значит, посуда будет стоять до утра, — безразлично сказала Теодора. — Я точно не стану ничего убирать.
— Нехорошо оставлять после себя грязный стол.
— Ты все равно поставишь посуду не на те полки, а миссис Дадли заново ее перемоет, чтобы смыть следы твоих пальцев.
— А если я просто замочу серебро…
— Нет, — сказала Теодора, перехватывая ее руку. — Хочешь идти на кухню одна, через все эти двери?
— Не хочу. — Элинор положила вилки обратно на стол, потом еще раз взглянула на мятые салфетки, на винное пятно рядом с местом Люка и покачала головой. — Даже и не знаю, как отнеслась бы к этому мама.
— Идем, — сказала Теодора. — Они нам свет оставили.
В будуаре ярко горел камин. Теодора села рядом с подносом. Люк тем временем достал бренди из буфета, куда вчера старательно убрал.
— Нам ни в коем случае нельзя раскисать, — объявил Люк. — Сегодня я снова вызываю вас на партию, доктор.
Перед ужином они принесли из других комнат удобные кресла и лампы, так что в будуаре стало вполне сносно.
— На самом деле Хилл-хаус очень к нам добр. — Теодора протянула Элинор кофе, и та блаженно откинулась в большом мягком-премягком кресле. — Элинор не надо мыть посуду, нам предстоит вечер в приятном обществе, а завтра, может быть, выглянет солнышко.
— Надо придумать, что возьмем на пикник, — сказала Элинор.
— Я тут в Хилл-хаусе разжирею и обленюсь, — продолжала Теодора.