Литературный призрак

Клавиши, трубы, педали.

— Джон Каллин! Гимн разнузданных шестидесятых в Божьем доме!

— Если Бог не может оценить духовность «Прокол Харум», тем хуже для него.

— А если войдет отец Уолли?

— Скажем, что это пастораль ми минор Феттучино.

— Феттучино — сорт спагетти!

— Мы пропустили последнее фанданго… ^[82]

По Наомовой дороге взбираемся на самую высокую точку острова. Идем медленно, обходя выбоины.

— Это ветряная турбина шумит, да?

— Да, Джон, она.

— У нас до сих пор уверены, что турбина появилась на острове благодаря тебе.

— Вовсе нет. Исследовательская группа выбрала Клир-Айленд без моего участия.

— Бэджер О'Коннор хотел собрать подписи под петицией в Европарламент, с призывом «Руки прочь от Клир-Айленда!». Потом люди сообразили, что им больше не придется оплачивать счета за электричество. И когда комитет предложил Гилларни-Айленд вместо нашего острова, О'Коннор организовал петицию с призывом «Верните нам наш генератор!».

— Уверена, что в свое время и ветряные мельницы, и каналы, и паровозы вызывали у людей протест. А когда они оказались под угрозой исчезновения, люди прониклись к ним нежностью.

Пара ворон прогуливается вдоль насыпи, напомнив мне двух старух в черных плащах с капюшонами, которые вышагивали по берегу. Обе дружно посмотрели на меня.

Жужжание и гудение ветряной турбины становится громче по мере нашего приближения. Если каждый оборот творит новый день, новый год, новую вселенную, а тень лопастей — коса антивещества, то…

Я едва не наступила на что-то черное, облепленное мухами.

— Тьфу ты!

— Что там? — спросил Джон, — Коровья лепешка?

— Нет. Дохлая крыса, половина мордочки отъедена.

— Очень мило.

Фигура незнакомки у подножия скалы. Идет по тропинке, глядя в бинокль. Я ничего не говорю Джону.

— О чем ты думаешь, Мо?

— В Гонконге на моих глазах умер человек.

— Отчего?

— Не знаю. Упал совсем близко от меня. Сердечный приступ, наверное. Там на дальнем острове есть большой серебристый Будда. Рядом стоянка туристских автобусов. Туда ведет лестница с площадками для отдыха. Я купила миску лапши и потихоньку слопала ее, пока поднималась наверх. А он упал передо мной. Совсем молодой еще человек. И знаешь, у него на лице была улыбка. Почему я сейчас вспомнила о нем? Наверное, из-за этой большой серебристой штуковины на холме.

Я лежу в углублении каменной могильной плиты, свернувшись калачиком, как эмбрион.

Укрыта от ветра. Приложи ухо к ракушке времени, Мо. Этот могильный камень лежит здесь три тысячи лет. Представим, что я тоже. Никто не может объяснить, каким образом древние кельты, не знавшие железных орудий, умудрились в гранитной плите выдолбить саркофаг для погребения вождя. Никто не может объяснить, как они умудрились притащить сюда из Блананаррагауна эту плиту размером с двуспальную кровать.

Волосатые ноги Джона маячат перед глазами.

Дальше — поросшие травой дюны, похожие на волны, за ними — барашки пены, которые скачут на бурунах. За бурунами — волны, всех цветов и оттенков, похожие на сон спящего великана.

Детьми мы испытывали друг друга на храбрость: нужно было провести здесь ночь. Народное поверье гласит, что человек, который провел ночь в могильнике у Киарана, станет либо вороном, либо поэтом. Дэнни Уэйт провел здесь ночь, но стал механиком и женился на дочери мясника из Балтимора.

Я протягиваю руку и щекочу Джона под коленкой. Он вскрикивает.

— Знаешь, Каллин, а я бы не прочь превратиться сейчас в ворону. Прекрасный выход из положения. Представляешь? «Мне очень жаль, мистер Техасец. Мо Мантервари с удовольствием помогла бы вам с новым оружием, но она полетела за дождевыми червями к ужину».

— И я бы хотел стать вороной. Только не слепой. Слетал бы к этому ветряку. Давай вылезай оттуда. Лежать в могиле — довольно зловещее развлечение.

— Тут происходили и более зловещие события. Я помню, Уэлан Скотт рассказывал, что здесь служили черные мессы.

— Что такое черная месса?

— Ничего-то вы, городские пижоны, не знаете. Это католическая месса, которая читается задом наперед. Человек, по которому отслужили черную мессу, должен умереть до середины следующей зимы.

— Держу пари, эта байка имела большой успех у отца Уолли.

— Только Папа Римский может отпускать такие грехи.

---

82 «We skipped the last fandango» — первая строчка песни «А Whiter Shade of Pale», первого сингла арт-рок-группы Procol Нагит. Выпущенный 12 мая 1967 г., к 8 июня сингл поднялся на первую строчку британского хит-парада и продержался там шесть недель. Партия «хэммонд»-органа, исполненная в песне Мэтью Фишером, является парафразом Сюиты ре мажор № 3 И. С. Баха.