91  

Медленно, крадучись, сенаторы вышли из курии посмотреть и послушать, пораженные спокойствием Суллы. Они приободрились, глядя на него: Сулла вовсе не выглядел монстром, как они стали думать. Этот худой, жалкий человек просто не мог быть чудовищем!

— Вот, римляне, — продолжал Офелла громогласно, входя в раж. — Я не тот, кто может спокойно стерпеть подобные оскорбления! Я больше достоин быть консулом, чем такое ничтожество, как Декула! И я считаю, что выборщики Рима, если им позволят выбирать, выберут меня, а не подлых ставленников Суллы! В былые времена, когда люди были не согласны с предложенными кандидатами, они выступали перед народом и выдвигали свои кандидатуры!

Взгляды Суллы и вожака небольшой группы, стоявшей как раз под ним, встретились. Сулла кивнул, вздохнул и прислонил свое уставшее тело к колонне.

Ничем не примечательные люди тихо прошли сквозь небольшую толпу, приблизились к ростре, взошли на нее и взяли Офеллу. Мягкость их движений была кажущейся. Офелла яростно отбивался, но безуспешно. Они безжалостно сгибали его, пока он не упал на колени. Потом один из них взял Офеллу за волосы и откинул его голову назад, оголив шею. Взвился клинок. Когда голова отделилась от тела, человек, державший голову за волосы, покачнулся, потом высоко поднял голову, чтобы все могли видеть. В считанные мгновения Форум опустел, остались лишь ошеломленные отцы Сената.

— Положите голову на ростру, — сказал Сулла, выпрямился и вошел в помещение.

Двигаясь, как неживые, сенаторы последовали за ним.

— Итак, на чем я остановился? — спросил Сулла секретаря, который подался вперед и тихо что-то проговорил. — О да, понял! Спасибо! Я остановился на консулах. Далее я собирался говорить о преторах. Список! — Сулла протянул руку. — Спасибо. Итак, продолжаю… Мамерк Эмилий Лепид Ливиан. Марк Эмилий Лепид. Гай Клавдий Нерон. Гней Корнелий Долабелла-младший. Луций Фуфидий. Квинт Лутаций Катул. Марк Минуций Терм. Секст Ноний Суфен. Гай Папирий Карбон. Я назначаю младшего Долабеллу городским претором, а Мамерка — преторам по делам иностранцев.

Поистине удивительный список! Ясно, что ни Лепида, ни Катула, которые при обычных выборах могли бы рассчитывать на первые места в списках голосования, не предпочли двум лицам, которые активно сражались за Суллу. И вот они — преторы, когда сторонниками Суллы сенаторского статуса и необходимого возраста пренебрегли! Фуфидий был вообще никто. А Ноний Суфен — младший сын сестры Суллы. Нерон — некий второстепенный Клавдий, не имеющий никакого значения. Терм — хороший солдат, но оратор никудышный, над ним всегда смеялись на Форуме. И словно чтобы досадить всем знатным римским родам, последним в списке преторов назван член семьи Карбона, который был сторонником Суллы, но ничем себя не проявил.

— Ты в списке, — шепнул Гортензий Катулу. — Они все еще покажут себя. Сулла не дурак, чтобы дать не ту работу не тому человеку. Меня интересует Декула. Настоящий бюрократ! Вот почему Сулла выбрал его: он должен был его выбрать, если учесть, что Долабелла получил консульство шантажом! Политика нашего диктатора будет скрупулезно выполняться, и Декула будет радоваться каждой казни.

Собрание продолжалось. Одно за другим звучали имена магистратов, и никто больше не возражал. Закончив, Сулла отдал список хранителю и опустил руки на колени.

— Я сказал все, что хотел сказать в данное время, кроме того, что я отметил нехватку в Риме жрецов и авгуров и скоро издам закон, чтобы поправить эту ситуацию. А сейчас послушайте вот что! — вдруг заорал он, заставив всех вскочить с мест. — Жрецов больше выбирать не будут! Это верх нечестивости — бросать бюллетени, чтобы определить, кто будет служить богам! Это торжественное и государственное событие превращено политический цирк, и в результате жреческие должности занимают люди, у которых нет ни традиций, ни уважения к обязанностям жреца. Если богам Рима не служить надлежащим образом, Рим не сможет процветать.

Сулла поднялся на ноги. Послышался чей-то голос. Удивленный, Сулла опять опустился в свое курульное кресло.

— Ты хочешь что-то сказать, дорогой Поросенок? — осведомился он, обратившись к Метеллу Пию старым прозвищем, которое тот унаследовал от своего отца.

Метелл Пий покраснел, но с решительным видом встал. Со времени его прибытия в Рим на пятый день ноября его заикание, почти исчезнувшее за последнее время, заметно усилилось. Он знал почему. Все дело в Сулле, которого он любил, но боялся. Однако Метелл Пий все же оставался сыном своего отца, а Метелл Нумидийский Свинка дважды терпел ужасные побои на Форуме во имя своих принципов и один раз даже уехал в ссылку, но принципом все равно не поступился. Поэтому сыну надлежало идти по стопам отца и поддержать честь семьи. И свое собственное dignitas.

  91  
×
×