Безмолвная честь

Тадаси осторожно положил ребенка рядом с ней. Тойо сразу же узнал мать и заулыбался, а Тадаси сидел рядом, придерживая его. Хироко наконец пришла в себя, почувствовав близость ребенка.

— Тойо… — выговорила она, и ее глаза наполнились слезами, когда она перевела взгляд на Тадаси. — С ним все в порядке? — беспокойно прошептала она, и Тадаси кивнул.

— Он поправился, а теперь твоя очередь. Ты нужна нам всем.

Хироко улыбнулась, словно он сказал что-то нелепое, перебрала один за другим пальчики Тойо, повернулась и поцеловала его.

— Мой родной, — сказала она ребенку, а Тадаси пожалел, что сам не удостоился таких слов. Но больше всего он мечтал, чтобы Хироко осталась жива. Просить ее о большем он не мог, зато не уставал молиться.

Когда одна из сестер пришла забрать ребенка, Хироко тихо беседовала с Тадаси. Он просидел возле нее всю ночь и утро, и хотя она была еще слишком плоха, жар понемногу, утихал. Ночь казалась обоим бесконечной, они успели поговорить о многом — о ее родителях и брате, о Японии, родственниках, Калифорнии, колледже святого Эндрю, но ни разу не упоминали о Питере. Когда Тадаси наконец ушел, он чувствовал, что смерть отступила.

— Если вы не побережетесь, то вскоре приобретете репутацию святого целителя, Тадаси Ватанабе, — насмешливо заметила Сандра, провожая его до дверей лазарета. Рэйко решила позднее днем зайти к нему и поблагодарить.

В их семье случилось три чуда. Трое ее членов пережили смертельное заболевание, от которого в лагере погибло множество людей. Но неделю спустя, когда Хироко сидела на кровати, держа на коленях ребенка, она поняла, что ждать еще одного чуда было бы слишком. Такео пришел проведать ее после разговора с Рэйко, затянувшегося на всю-ночь.

То, о чем он хотел рассказать, случилось два месяца назад, какой смысл было откладывать признание? Почему-то Такео считал себя не вправе утаивать страшную новость от Хироко. Обстоятельства, в которых он узнал новость, были слишком необычными, но у Такео не возникало сомнений.

Он получил письмо от испанского дипломата, с которым встречался несколько лет назад в Стэнфорде, — испанец был направлен на стажировку от Мадридского университета. Этот человек был знаком с отцом Хироко — они встречались в Киото. Масао каким-то образом сумел передать ему весть о том, что Юдзи погиб в мае в Новой Гвинее, и дон Альфонзо сообщил об этом Хироко и ее родственникам.

Услышав эту весть, она была потрясена. Одна из сестер унесла ребенка, а Хироко долго проплакала в объятиях дяди.

Они с Юдзи были так близки, Хироко с детства привыкла относиться к нему, словно к своему ребенку. Сейчас она чувствовала себя так, будто потеряла Тойо. Такео напомнил Хироко, что у нее остался сын.

Но Хироко была безутешна. Всю ночь она провела без сна, и, увидев ее, Тадаси вспомнил, как горевал сам после смерти сестры. Утешения здесь были бессмысленны.

— Не могу представить себе, что, даже оказавшись дома, я больше его не увижу, — пробормотала Хироко и снова расплакалась. Тойо мирно спал рядом с ней.

— То же самое было со мной после смерти Мэри, — у сестры Тадаси было и японское имя, но ее привыкли звать Мэри. — Сразу после ее смерти ее муж пошел в армию — по-моему, он обезумел от горя, потеряв и жену, и ребенка. Они поженились незадолго до эвакуации.

Сколько они все пережили! Питер и Кен воевали, защищали свою страну. При всех бедах, трудностях и болезнях выжить в лагере было тяжело, не говоря уже о войне. Задумавшись об этом, Хироко испугалась.

— Но самое страшное, — высказал Тадаси мысль, которая вертелась в головах у всех пленников, — у нас нет выбора.

Услышав его, — Хироко поняла, что об этом она даже не задумывалась.

Теперь, после смерти брата, о родителях некому позаботиться. Они потеряли сына, и Хироко не могла не вспомнить о своем долге дочери. В первый раз она всерьез задумалась о возвращении в Японию, ради родителей. Она решилась поговорить об этом с Тадаси, но тот был потрясен.

Он никогда не согласился бы вернуться в разгар войны в страну, которую к тому же давно перестал считать родиной.

— Но я провела там всю жизнь, — возразила Хироко. — Я многим обязана родителям. Я не могу оставить их одних, — добавила она, тревожась за них.

— А как же твои родственники?

— Здесь я ничем не могу им помочь. В сущности, я не могу помочь никому.

— Не уверен, что гибель во время бомбежки в Японии будет действительно помощью твоим родителям или малышу, — заметил Тадаси, желая переубедить ее.