Безмолвная честь

— Хорошая новость, — заметила Сандра, старшая из сестер, ободряюще улыбаясь Хироко. Это была маленькая, круглолицая, вечно улыбающаяся нисей, с которой Рэйко проработала много лет подряд еще в Стэнфорде. — Сейчас такая новость нам не повредит. — Она уже устала выхаживать умирающих от кори стариков. Хироко смотрела на женщин широко раскрытыми глазами, словно ребенок, не знающий, чего ожидать. — Все в порядке, — успокаивала Сандра, зная, что в таком юном возрасте паника при родах вполне естественна. Хироко было всего девятнадцать лет, ей не приходилось ждать поддержки от матери при рождении первенца. Сестры из лазарета были готовы взять ее под крыло. Хироко осторожно увели в тесную палату, отведенную для рожениц, и укутали старыми одеялами. Одна из сестер сообщила врачу, что сегодня ночью им предстоит принимать роды.

В тот вечер дежурил врач, который видел, как Хироко упала в обморок. Заглянув в палату к роженице, он заулыбался, хотя Хироко едва смогла поприветствовать его. Врач спросил, когда начались схватки, и, робко взглянув на Рэйко, Хироко призналась, что первый приступ случился сегодня утром, незадолго до рассвета. С тех пор прошло уже почти двадцать четыре часа, и боль усиливалась с каждой минутой.

Во время следующей схватки Хироко едва сдержала крик.

Сестры уложили и раздели ее. Рэйко стояла рядом, держа ее за руку. Врач осмотрел Хироко, пока она прятала лицо, охваченная стыдом. Никто еще не осматривал ее вот так — если не считать очень быстрого и поверхностного осмотра после обморока. Никто не видел ее и не прикасался к ней, кроме Питера.

— Все будет хорошо, — успокоила ее Рэйко, Сандра подошла и встала с другой стороны.

Врач был доволен результатами осмотра, но удивился, сколько Хироко продержалась на ногах. Шейка почти открылась, были уже видны волосы ребенка. Ободряюще взглянув на роженицу, врач пообещал, что вскоре все кончится. Но выходя из палаты, он вызвал Рэйко. Хироко корчилась в очередной схватке, но не издавала ни звука, чтобы не потревожить больных, лежащих за занавеской из одеял. Рядом, в палате, спали пациенты, и Хироко измучили бы угрызения совести, если бы криком она разбудила кого-нибудь из них.

— По-моему, ребенок слишком крупный, — сказал врач Рэйко. — Мне бы не хотелось делать кесарево сечение — пусть всеми силами пытается родить сама, даже если для этого кому-нибудь придется встать ей на живот. Не хочу делать такую операцию здесь, в лагере, без крайней необходимости — это слишком рискованно и для нее, и для ребенка.

Рэйко кивнула, тревожась за Хироко, которая так и не подтвердила, что отцом ребенка был Питер. Если это правда, ребенок мог оказаться слишком крупным, чтобы Хироко справилась с родами сама. Но она ничего не сказала врачу, а он ушел проверить других пациентов.

Пока Рэйко не вернулась, сестры оставались с Хироко, побуждая ее глубоко дышать и не волноваться. Женщины обменялись понимающими взглядами, Хироко вновь стиснула кулаки и на этот раз вскрикнула, уже не заботясь о том, что ее услышат пациенты за занавеской.

— Ничего страшного, — ободрила ее Сандра. — Не беспокойся за них. Если им не нравится, пусть уходят в другую больницу. — Она улыбнулась, а Хироко сжала зубы, сдерживая вопль при очередной схватке.

— Тетя Рэй… — хрипло простонала она, — это ужасно…

Нет ли какого-нибудь средства? Хоть что-нибудь… — Хироко знала, что все обезболивающие в лазарете отдают самым тяжелым пациентам, но сомневалась, что выживет без них. Анестетики требовались для хирургических операций, а не для родов, и Рэйко знала, что ничем не сможет помочь Хироко без разрешения врача. А тот ничего не предложил.

Врач в последующие два часа приходил к Хироко несколько раз и в половине пятого велел ей начать тужиться.

Однако ребенок был таким крупным, что почти не двигался.

Он застрял на полпути, не двигаясь ни назад, ни вперед.

— Маленький упрямец, — пробормотал врач, орудуя акушерскими щипцами, пока Хироко задыхалась от боли в руках трех сестер. Наступило шесть часов, но ничего не изменилось. Время от времени врач поглядывал на Рэйко, она вспоминала его предупреждение, но помочь Хироко ничем не могла.

— Тужься, Хироко, сильнее, — упрашивала ее Сандра. — Вытолкни его!

Хироко послушно пыталась последовать ее совету, но с ней происходило то же самое, что и с ее матерью при рождении Юдзи. Ребенок был чересчур крупным, а мать — очень хрупкой. К тому же Хироко была не в Киото, не в больнице.