Пентакль

Костюм, который ему с большой помпой купили на выпускной вечер. Андрей тогда еле дожил до утра – пиджак сковывал движения, брюки треснули в самом неприличном месте, и он ни о чем другом не думал – только бы скрыть дыру! Тем временем одноклассники тайком напились и вели себя как свиньи…

Не то.

Ваза, которую он подарил маме на первую зарплату. Мама была счастлива… Либо притворялась счастливой. Хрустальная ваза; теперь таким тусклым, вышедшим из моды хрусталем забиты все чуланы и кладовые…

Неужели за всю жизнь у него не было ни одной любимой вещи?!

Были неплохие, удобные, практичные, фирменные, дорогие… Были носки и рубашки, которые покупала жена. Мебель, в которой он ничего не понимал. Шариковые ручки, которые все время терялись. Сантехника, плитка, ковролин – неужели у кого-то язык повернется сказать, что он все это любил?!

Спиннинг? Но у него не оставалось времени на рыбалку. Часы? Они все время напоминали: опаздываешь! день прошел! на вечер гора работы…

Неужели в его жизни вообще не было ничего значимого?

Жена? Антонина дарила ему полезные вещи – по его выбору, за его же деньги. Можно ли сказать, что жена никогда его не любила? Вздор, все знают, что любовь не имеет ничего общего с пошлыми шмотками – одеждой, обувью, полотенцами… Сыновья? Они рисовали ему машинки на день рождения и дедов-морозов на Новый год. Что же, и дети его не любили? Только потому, что у них не было денег, чтобы купить ему Вещь?

В последний раз он подарил им дорожные шахматы. Антонина твердила, что правильнее было бы купить роликовые коньки. Только переломов им не хватало! Жена инфантильна, непростительно ребячлива, привыкла жить за ним, как за каменной…

Он вдруг понял, что никогда ее больше не увидит. В этом осознании не было истерики: оно было простое и почти естественное – здесь, на темном базаре, в свете керосиновой лампы и мерцающей гирлянды над прилавком напротив. Под взглядом бесформенной тени с сине-черным неподвижным лицом…

Право продавать и быть проданным.

Право покупать и быть купленным.

Он вспомнил летний день. Тогда на его руке еще не было кольца. Они с Тоней гуляли вместе, едва ли не в первый раз. Ели мороженое. И забрели на такой же рынок… Нет. На обыкновенный вещевой рынок, возле стадиона «Звезда». Собирался дождик. И Тоня сказала, что у него нет летней куртки. И они пошли вдоль рядов, и Тоня смотрела на него…

Кажется, больше она никогда так на него не смотрела.

Он примерил одну куртку и другую… А Тоня критически оглядывала его и говорила, что он достоин лучшего. И когда наконец они совсем разуверились в возможностях вещевых базаров, им подвернулась женщина лет пятидесяти… рыжая с проседью… И у нее над прилавком висела вот эта куртка.

Черная. Мягкая.

Андрей надел куртку, и Тоня его обняла. И рыжая женщина улыбалась, глядя на молодых людей.

Они купили куртку – кажется, женщина сбавила им десятку. На куртке была застежка-»молния», и на каретке висел брелок из нержавейки – вроде как рыцарский герб. Они обнимались весь день. И куртка с тех пор пахла Тоней. Ее кожей, ее духами. Даже когда куртку стирали или забирали из химчистки – она все равно пахла тем днем, летним дождиком, Тониной влюбленностью…

Андрей содрогнулся и поднял голову. Черная тень, будто решавшая его судьбу под гирляндой напротив, шагнула вперед, заняла собой все пространство перед прилавком с купальниками. Андрей увидел, как в страшном сне, круглое лицо с холодными глазами навыкате.

– Все, – еле слышно сказал продавец. – По твою душу. И надолго. Такую мебель сейчас…

В этот момент наперерез круглоголовому метнулась маленькая, подрагивающая, невзрачная тень. Замерла между Андреем и его скорой судьбой.

Подняла неуверенную руку.

Там, где у человека находится кисть, у тени была зажата металлическая вещица. Брелок из нержавейки – потускневший, но все еще разборчивый: какая-то птица… Цветок… Щит…

– Иди, – еле слышно сказал продавец купальников. – Вспомнил-таки… Иди, и удачи тебе… Удачи…

Андрей, пошатываясь, выбрался из-за прилавка.

Вокруг был чужой мир – настолько чужой, что даже космический холод каких-нибудь марсианских пещер в сравнении с ним показался бы уютным. Маленькая тень стояла, покачивая металлической подвеской, как свечой. Дождавшись, когда Андрей подойдет, она повернулась и двинулась вдоль ряда – среди черных теней. Среди неверных огоньков. Среди бредового мира, в который Андрей отказался бы верить – если бы не суровая необходимость.