Поводыри на распутье

Нет, можем. Точнее, могли.

На заре становления Анклавов корпорации действительно вели себя крайне осмотрительно. Без холуйства, разумеется, но к мнению политиков прислушивались. Однако по мере того как независимые территории набирали экономическую мощь, тон взаимоотношений менялся. Корпорации позволяли себе конфликтовать с отдельными государствами и даже целыми континентами, корпорации требовали уважения и добивались его.

Теперь, судя по всему, старые времена возвращались.

– Жестокость, проявленная при подавлении беспорядков в Аравии, населенной преимущественно европейцами, вызвала неудовольствие Исламского Союза. Официально Эль-Париж еще не высказался, эмиры выбирают подходящие формулировки, но до нас доходят слухи, что они крайне злы.

– А рынок Союза важен для Анклавов, – поддакнул Шеллинг.

– Кажется, в ходе подавления бунта ни один квартал Эль-Парижа не пострадал, – с деланым удивлением отозвался Мертвый.

Верхолазы встретили его слова легкими смешками, даже Холодов позволил себе улыбку.

– Я буду благодарен, если вы воздержитесь впредь от подобных шуток. – Дюгарри буравил Кауфмана взглядом. – Аравийцы – граждане Анклава. Но Исламский Союз не намерен закрывать глаза на притеснения, которым подвергаются этнические европейцы.

– Некоторые видные политики замечают, что если бы бунт вспыхнул на другой территории, вы бы действовали менее жестко.

Когда это, интересно, они успели заметить? В Союзе раннее утро.

– Корпоративные территории не бунтуют, – усмехнулся Мертвый. – А в любом другом районе мои действия были бы точно такими же. СБА создана для охраны интересов корпораций, а массовые беспорядки несут им прямую угрозу.

Собравшиеся закивали: прав чертов Кауфман, прав! Молодец!

– Для меня не имеет значения, кто именно бунтует: поднебесники, урусы, аравийцы или негры. Пока есть возможность, я их успокаиваю. Потом я их убиваю.

– Вы совершенно напрасно делите людей на каперов и остальных, – мягко улыбнулся Дюгарри. – Это подход даже не вчерашнего, а позавчерашнего дня. Аравийцы, урусы, китайцы… Они такие же граждане Анклава, как и каперы. С такими же правами. И относиться к ним надо точно так же.

– Государствам не нравится, что в Анклавах сложилась чуть ли не кастовая система, – подал голос Шеллинг.

– Кто же в этом виноват? – поинтересовался Кауфман. И тут же перешел в атаку: – Клаус, вам напомнить, каков процент этнических европейцев среди служащих «Евроспейс»? Два! Остальные ваши сотрудники ночуют в Царском Селе.

– Это ничего не значит! Мы должны соблюдать права всех граждан Анклава!

– А кто защитит вас от ТАКИХ граждан Анклава?

Шеллинг с ненавистью посмотрел на Мертвого. Дюгарри отвернулся. И только Базаревич нашел в себе силы спросить:

– Вы действительно не понимаете, что мы хотим сказать, Максимилиан?

Кауфман опустил голову, помолчал и негромко ответил:

– Понимаю, Эндрю. – И совсем тихо, для себя: – В том-то и дело, что понимаю…

– Все очевидно, доктор Кауфман: европейские корпорации близки к Моратти, наверняка он просил своих друзей надавить на нас, – спокойно прокомментировал встречу Мишенька, когда они с Мертвым заняли места в салоне вертолета. – К счастью, действия Грега отняли у них главный козырь, а вы сумели…

– У них изменилось настроение, – угрюмо произнес Кауфман, глядя на проносящиеся внизу постройки Сити. От «Дяди Степы» до «Пирамидома» минут десять на мобиле, но Мертвый предпочел воспользоваться вертолетом, не пожелал тратить время. – У них изменилось настроение.

– Что вы имеете в виду?

– Я готов поверить, что Дюгарри выполняет заказ Моратти, понимаю мотивы Базаревича: с североамериканцами мы не дружим. Но… ты обратил внимание, как вели себя остальные?

В конференц-зал Щеглова не допустили, во встрече участвовали исключительно первые лица. Но кто-то должен был обеспечивать безопасность совещания, сидеть в особой, уставленной хитрыми приборами комнате и следить за тем, чтобы ни одно верхолазное слово не просочилось наружу. Этим кем-то и стал Мишенька. Правда, в технике он ни черта не смыслил, зато с удовольствием послушал интересную беседу.

– Некоторых верхолазов обеспокоило сообщение о неудовольствии Союза.

– Вот именно. – Мертвый вздохнул. – Все на свете: любая цивилизация, любое общество, любая команда – все существует до тех пор, пока готово драться. За себя, за своих детей, за их будущее, за место под солнцем. Анклавы выстояли… да что я говорю? Анклавы в принципе стали возможны только потому, что их строили безжалостные волки. Первые верхолазы бросили вызов миру и победили. А эти готовы отдать большую часть всего, что у них есть. Их можно запугать.